– А ты помнишь, что делали в пещере Том и Бекки? – спросила я, хитро прищурившись.
– Не-а.
Мишка рассматривал бабулин дневник.
– Только не вздумай его украсть, – предупредила я, – твоя бабушка в этих рецептах все равно не разберется. Том и Бекки целовались.
Мишка выронил тетрадку.
– Нет, неправда! Не было такого!
– Было!
– Нет!
Он нагнулся, поднял бабушкин дневник и сунул его в тумбочку.
– Ну и ладно, – надулась я, – не хочешь меня целовать, не надо.
– Я…
Мишка заходил по «пещере».
– Ну ладно.
– Нет, теперь я сама не хочу.
– Хорошо, – обрадовался Мишка.
– Слабак!
– Я не слабак.
– Тряпка!
– Катя, ну… Ну, пожалуйста…
Я обернулась на него и выпалила:
– Раз в нашей игре я – Том, а ты – Бекки, я сама тебя поцелую.
И решительным шагом направилась к нему. До сих пор помню выражение ужаса на его лице.
II
– Испужал бабку? – спросил старший.
– До смерти, – кивнул младший.
– «Жучков» расставил по комнате?
– Да. Только вот думаю, может, надо было у всех троих хлопцев «жучков» поставить?
– Зачем? К химику родственники приехали, сам же видел, как они чемоданы выгружали. А компьютерщику батька ключей не дает, это ж давно известно. Я б тоже не давал. Кто ж знает, что у этих… усыновленных в голове. Я вот вспомнил, братчык, я ж тебе охоту обещал. В Канаде, на барибала. Но, братчык, настоящая охота тут. Чую запах зверя. И ловушка хороша. А на настоящей охоте знаешь что хорошо?
– Новые тропки разузнать?
– Зараз
[53]
заплачу, братчык, от умиления. Дай обниму. Умнеешь на глазах. Да, новые тропки – новое зверье. Иди к Информатору. Залезьте на сайт с кладами. И шукайте нам нового зверя. Этого, чую, мы уже поймали.
III
– Ложись! – велел Макинтош.
Миша, бросив на него недовольный взгляд, попытался лечь на неудобной кушетке.
В комнате Маркиза все было неудобным – стулья слишком жесткие, кушетка – узкая, шторы – тяжелые, «съедающие» почти весь свет в комнате.
– Пыль твоя бабушка с прошлого века не вытирает? – спросил Мак у Маркиза, оглядев огромный шкаф из темного дерева, весь забитый книгами.
– Я не позволяю ей сюда входить. И вообще, не ваше дело, – буркнул Маркиз.
Притулившись у кушетки, он, как обычно, что-то писал.
– Ты сегодня обещал колоться, чайник, на тему своих исчезновений!
– А завтра н-нельзя?
– Нет! – хором ответили Миша и Мак, а Мак добавил: – Не то я тебя загипнотизирую прямо сейчас.
Он потер руки.
– Итак, друг мой Миха. Какому гипнозу тебя подвергнуть? Классическому? Эриксоновскому? Может, цыганскому?
– Не надо цыганскому! – подскочил на кушетке Миша. – И вообще, что ты за гипнотизер такой? Тебе надо, чтобы пациент расслабился, а ты меня, наоборот, будоражишь!
– Расслабься. Пару вопросов о Кате можно будет себе позволить?
– Маркиз! – завопил Миша, снова подскочив на кушетке. – Следи за ним! Не давай ему расспрашивать меня о моей личной жизни!
– М-мм…
– Шутка! Начинаю утилизацию твоего внимания.
– Утилизацию?!
– Ну, ввожу в транс. Чтобы ты сознательно ни на чем не фокусировался.
Макинтош извлек из кармана маленький приборчик и нажал кнопку. Старинные стулья, шторы и зеленая лампа с изумлением воззрились на новшество из другого века – карманный диктофон. Полились звуки дождя.
– А это еще зачем?
– Ты успокоишься или нет, Михаил?! – разозлился Макинтош. – Ты меня бесишь, а мне с тобой еще на контакт выходить. Самое главное – вслушивайся в мой голос. Иди за ним. Если мы потеряем контакт, пока ты будешь в трансе, я ни за что не отвечаю.
Миша покорно закрыл глаза. Маркиз оторвался от записей и уставился на них.
– Итак, ты снова в парке детского сада. Ты вернулся туда после того, как оставил Катю одну. Шумит дождь.
Макинтош покрутил колесико диктофона.
– Шумит дождь, – повторил он, – ты расстроен. Ты оставил Катю, вместо того чтобы помочь ей. Одновременно ты зол на Катю. Ведь она сама прогнала тебя.
Мишины кулаки сжались.
– О! – выговорил Маркиз, заметив это.
– Ведь она сама прогнала тебя, – повторил Макинтош, показывая Маркизу кулак, – ты хочешь ее найти, но не знаешь, где она. Ты злишься на свою беспомощность. Болван, болван, еще раз болван! Ты пинаешь что-то…
– Каштан! – нетерпеливо подсказал Миша, но его глаза по-прежнему были закрыты.
– Да, ты пинаешь гладкий круглый камешек. Он летит прямо в лужу и обдает тебя волною брызг.
Маркиз протянул руку и схватил со стола граненый графин. Открыл его, опустил пальцы в воду и брызнул Мише на руки. Мак замер, но Миша молча кивнул.
– Вода попадает на тебя, и ты просто свирепеешь, – сказал Мак, переведя дух, – и тут ты замечаешь фургон.
– Да! – перебил Миша, – светло-серый. На нем написано «хлеб».
– Номера посмотри!
– Не могу! Он быстро разворачивается и уезжает! Ой, что это?
Миша замолчал.
– Что там, Миха? – осторожно спросил Мак.
– Я… Я не успел рассмотреть. Болван я!
– Нет, Миша, ты не болван. Ты отвернулся, а потом снова повернулся к фургону. Ты его видишь?
– Да, – неуверенно ответил Миша.
– Он подъезжает к тебе ближе. Обдает тебя водой из лужи.
Маркиз с готовностью открыл графин, но Макинтош только отмахнулся: «Не мешай!»
– Что в нем странного, Миша?
Миша молчал.
– Миша? Ты здесь? Говори со мной!
– Я вижу, что в нем странного, – медленно ответил Миша, – наклон букв в слове «хлеб» в левую сторону.
Макинтош с облегчением вздохнул. А Маркиз, наоборот, напрягся.
– Итак, ты выходишь из транса, Миша. Поехали!
– П-подожди, – вмешался Маркиз, – Миша, ты в-видишь фургон?
– Да.
– Запомни п-почерк. Слышишь? Запомни п-почерк!
– Да… А кто это говорит? Я не слышу Мака. Мак…
