В принципе, нормальное решение. Ну а что, сейчас не прошлый век, когда женщина за мужчиной, словно нитка за иголкой. Сейчас другие времена, и мужику не грех спуститься с пьедестала да пойти вслед за женщиной. Тем более что устроиться на постоянную работу на электрозаводе не проблема. Да с руками оторвут. Договориться в Москве с начальством, устроить себе перевод.
Жалко только одного, что Вера до конца не сможет себя реализовать в городе своего детства. Хотя, с другой стороны, не лучше ли быть первой в провинции, чем последней в столице?
Почему последней? Нет, Вера способна на многое как фотограф, она всех убедила. Дело в другом, не в ее профессиональных навыках. А в способности конкурировать со столичными акулами от фотографии… Это другое. Тут Верин страх пред Москвой можно понять.
Мать? Да ее мать можно будет когда-нибудь потом тоже перевезти в Москву… если та, конечно, позволит. Ну мало ли, совсем развалиной станет. Не бросать же старушку!
Нет-нет, дело не в матери и не в работе.
Муж. Он ведь, Верин муж, так ничего и не знает. Вера не позволила Льву поговорить с ним.
Веру мучает совесть перед мужем. Есть ведь такие люди, которые, как бы сильно ни любили, все равно выбирают долг.
И это плохо…
Потому что тогда получается, что Вера выбирала не между Москвой и Электрозаводском, а между любовью и чувством долга. И все планы насчет переезда Льва в этот маленький городок – бесполезны и бессмысленны. Хоть сто раз он переедь туда, это не сблизит его с Верой. Она вернется к матери и Кириллу, к прежней жизни.
Лев сидел перед окном, за которым стремительно мелькали деревья, и у него было ощущение, что он не летит вперед, а падает куда-то вниз.
* * *
Боль от расставания со Львом была почти физической.
В тот день Вера не стала возвращаться на работу. Пришла домой, упала на кровать и долго, почти до самой ночи, лежала плашмя, не в силах пошевелиться. Молодой женщине казалось, будто огромная плита из камня легла на нее сверху, придавила своей тяжестью.
Вера не плакала. Даже не думала ни о чем. Просто лежала, временами судорожно хватая воздух ртом, потому что дыхания не хватало…
Вечером позвонил Лев. Сказал, что уже в Москве, что скучает. Вера что-то пролепетала в ответ. Ей не стало легче после этого разговора. Даже наоборот… Мучительно слышать родной голос и не иметь возможности обнять того, кому этот голос принадлежит.
«Уеду, – с мрачной решимостью подумала ночью Вера. – Брошу все к чертовой матери и уеду в Москву. К своему Лео… Ведь мой дом – там, где он живет. Да хоть в Африке, хоть в Сибири… Лишь бы с ним рядом! Хотя это смешно – сравнивать Москву с Африкой. Вот если бы Лев меня действительно в Африку звал… да, кто знает, может, Африка чудесна! А Москва Сибири в подметки не годится? Сибирь, говорят, тоже прекрасна… Ах, я не о том. Да и это не важно, не важно где, важно с кем…»
Но к утру и эти бессвязные мысли отступили.
Вера побежала на работу, в гостиницу. Там – хлопоты, та самая ежедневная рутина, которая отбивает напрочь все мысли. И чем сложнее, скучнее – тем легче.
Быт – это забвение.
К вечеру тем не менее наползла тоска, и опять Вера клялась себе, что уедет в Москву. Вот прямо завтра отправится в отдел кадров и попросит расчет… Да, все будут сражены, Полуэктов, наверное, попросит остаться, обидится… Вот это самое плохое – что он обидится. И все обидятся, словно она преступница и негодяйка. Обманщица.
Ни к какому Полуэктову Вера не пошла.
Еще один, очередной, день на людях, в гостинице.
Вера вновь смотрела на лица окружающих. И все представляла, как эти люди изменятся, помрачнеют, когда она скажет о своем решении – что уходит навсегда. Умом молодая женщина понимала, что это ее жизнь, что мнение чужих людей не должно ее волновать. Но с рождения тонкокожая, слишком чувствительная, она воспринимала людское неодобрение как физическую боль. Словно кто-то втыкал ей под кожу иглы.
Раньше – в юности или будучи уже женой Кирилла, Вера не понимала тех, кто с легкостью бросает своих жен или мужей, не имея на то веских причин. То есть буквально: уходить от хорошего мужа только потому, что разлюбила или полюбила другого – глупо и неправильно.
Лучше попытаться наладить прежние отношения, сходить к психологу, предпринять некие душевные усилия… Зачем ломать то, что можно склеить?!
Да, любовь – тонкая материя, и на первый взгляд кажется, что ничего не исправишь, если она ушла. А вот неправда. Любовь, как и хорошее настроение, как ощущение счастья, как прощение – можно вернуть.
Вера всегда осуждала тех, кто относился к любви как к вещи, которая отслужила свой срок и ее можно выкинуть.
И вот сама оказалась в такой роли. В роли неблагодарной изменщицы. Карьеристки, мечтающей о Москве. Хищницы.
Может, есть смысл сделать над собой усилие, переждать-перетерпеть и добиться того, чтобы вернулись прежние чувства к Кириллу?
Он ведь милый и хороший человек, ее муж, очень порядочный. Да, со своими недостатками, с сильной привязкой к своей родне – но разве это смертельные пороки? Кирилл с прошлой весны вел себя безупречно. Не надоедал Вере, не трогал ее вообще, был тише воды и ниже травы. Кроткий и добрый. Он словно терпеливо дожидался Веру.
Знал ли он о том, что все это время у Веры был роман на стороне? Неизвестно. А может, догадывался? Во всяком случае, Кирилл ничем не выдал своих догадок. Значит, бережно хранил отношения с женой, надеясь на лучшее.
Может быть, действительно помириться с ним?
Ведь если она вновь сойдется с мужем, то мать тоже ее простит?
А как же тогда Лев? Лео, ее Лео, прекрасный светловолосый викинг… Да он настолько хорош, что в счастье с ним невозможно поверить! Это мечта, это сказка… А сказка не длится долго, она всегда заканчивается.
…В один из вечеров.
Вера оказалась у своего дома довольно рано, около восьми часов. Обычно Кирилл приходил позже, ближе к одиннадцати, или вовсе не приходил, оставаясь ночевать у матери.
Но в этот раз, возвращаясь, Вера увидела свет в окне. «Надо же…» – почему-то встревожилась она.
Вошла в свою квартирку на первом этаже. Кирилл хлопотал у стола, расставлял тарелки. Цветы на столе, бутылка вина рядом.
– Какой-то праздник? – спросила Вера, глядя на две тарелки, два бокала на льняной скатерти. – Или это не для меня? Ты кого-то ждешь? Хорошо, я не буду мешать… Могу посидеть на кухне.
– Не говори чепухи, – покачал головой муж. – Во‑первых, у меня никого нет, во‑вторых, даже если бы и был кто, у меня хватило бы совести не тащить гостью к тебе в дом. В твой дом. Садись. Будем ужинать. Разговор есть…
– Хорошо, – сказала Вера. Переоделась в ванной в домашнее платье, помыла руки. А у самой сердце забилось. О чем хочет поговорить Кирилл?
