В общем, он дожидается, когда его автобус плотно и надежно стоит на красном светофоре, причем не просто каком-то, а одном из длинных, где стоят секундомеры и можно заранее узнать, сколько именно у тебя есть времени, чтобы прочитать сообщение.
И вот он берет в руки телефон. Он читает сообщение. Читает его еще раз. И снова. Загорается зеленый свет, но автобус все еще не едет, и тогда автомобили позади начинают сигналить. Мой муж, капитан летного отряда Григорий Сафьянов вздрагивает и понимает, где он и что должен делать. Спокойно трогается с места, а затем резким движением руки разворачивает автобус прямо на глазах изумленного встречного потока. Ускоряется, игнорируя крики экскурсовода и, возможно, тайные звонки в полицию по поводу потенциального террористического акта.
Он доезжает до места, где экскурсия началась всего двадцать минут назад, и просто бросает автобус на парковке. Бежит к машине, припаркованной неподалеку, запрыгивает в нее и давит на педаль газа, наплевав на все правила дорожного движения и риск попасть в тюрьму.
Он отец, дочь которого обидели.
И сейчас он будет здесь. Чтобы «УБИВАТЬ!».
– Ира! – громогласные раскаты взорвали и без того накаленную атмосферу в квартире. Я почувствовала, как тот обратный отсчет, который я вроде бы остановила, снова запущен. Я перерезала не тот проводок, и сейчас будет взрыв.
– Ира, это правда! – он ворвался в комнату, рубашка расстегнута, галстук вообще черт знает где, красный как рак. Я всерьез испугалась, что моего мужа сейчас хватит удар, но сначала как бы его удар не хватил меня.
– Гриша! Остановись! Не знаю, что тебе известно, но ты должен взять себя в руки! – закричала я, а Гришка вцепился в мои предплечья, легко поднял меня в воздух, словно я и вовсе не весила и сотни грамм, и переставил в сторону, к противоположной стене.
– Варвара, отвечай! – заорал он. – Это правда? Ты беременна от этого рыжего скота?
Свекровь влетела секундой позже, когда я, приставленная к стене, судорожно пыталась решить, что мне делать.
– Гриша, мы должны просто решить проблему, – заверещала она. – Не стоит выносить сор из избы!
– Мама, уйди, – прорычал мой благоверный. – Варвара! Отвечай отцу!
– Добились своего? – фыркнула я и совсем уже бросилась вперед, чтобы защитить собой свое дитя, как и положено хорошей матери, но Варвара вдруг вскочила на кровати так, что ее лицо оказалось на одном уровне с отцовским и даже чуть выше. Ее лицо горело праведным гневом.
– Нет! Это неправда! – крикнула она с такой искренностью, что если бы я своими руками не держала вчера тест на беременность в ее моче, и я бы ей сейчас поверила.
– Нет? – Гриша обернулся к нам в растерянности, но тут Варвара продолжила:
– Я никогда и не встречалась с Димкой Грачевым или, как ты его называешь, рыжим скотом! Никогда!
– Правда? – цвет лица Григория стал немного выравниваться, а свекровь насупилась и принялась сосредоточенно что-то обдумывать, Пуаро в моем байковом халате.
– Правда, папа. Правда, – кивнула Варя и сверкнула своими глазами. Две пары стальных глаз встретились, и полетели искры. – Я встречалась с Владиславом.
– С кем? – вытаращились на нее мы все.
– Да! Я встречалась с Владиславом Гуляевым, Машкиным братом. Я полюбила его, а он предал меня, использовал меня. Ты понимаешь, папа? Он оскорбил меня.
– Что? Как? – хором закричали мы. Целостная картина вдруг возникла у меня в голове. Наш дом, подъезд на углу. От нас до него – всего три минуты пешком. И мы всегда, всегда отпускали ее к Маше. О, какая злая ирония. Такие приличные люди эти Гуляевы. И Владислав, мы видели его всего пару раз. Я вообще забыла, что у Маши есть брат, приличный молодой человек, студент. Как такое возможно? Прямо у нас под носом.
– И вот что, папа! Я теперь – беременна. А ему на меня плевать. Ты сказал, что убьешь того, кто посмеет меня обидеть. Вот – он обидел меня, папа. Он меня бросил. У него другая. Убей его, папа! – и сверкающие кровожадным блеском глаза моей девочки начали высекать молнии.
– Варвара, ты что такое говоришь, – закричали мы со свекровью практически одновременно, пока Григорий стоял и молчал, как громом пораженный.
– А что, мам? Почему я должна страдать из-за него? Кто ему позволил об меня ноги вытирать? Вот он, тот самый случай, когда нужно решать вопрос «по-боевому», разве нет?
– Ты что ж делаешь, малолетняя дрянь! – закричала бабка. – Ты хочешь, чтобы отец за тебя в тюрьму сел?
– А что он всегда говорил тогда, что убьет за меня любого?! – кричала ослепленная яростью, загнанная в угол дочь.
– Да ты ж нагуляла, ты это хоть понимаешь? Ты же шалава! Позор семьи! – кричала Алевтина Ильинична.
– Никакая она не шалава, – возмущенно влезла я. – Она влюбилась, что тут такого!
– Да ей пятнадцать! Какие, к черту, влюбилась! – всплеснула руками свекровь. – Надо срочно идти к врачу, пусть аборт делает. И все. И на цепь, чтобы в школу и из школы – только под моим присмотром.
– Аборт? – вытаращилась я на нее. – Вы уже все решили, да?
– А как она в школу будет ходить, это же позор! Позор!
– Так ты убьешь его или нет? – спросила Варя так громко, что ее голос перекрыл все остальные. И воцарилась тишина. Григорий стоял как соляной столп, в расстегнутой рубашке и с галстуком, вываливающимся из кармана. Он открывал и закрывал рот, но слов найти не мог. Думаю, ни в каком страшном сне ему не могло присниться, что его пустую, скорее формальную клятву прикончить «любого» припомнят и выложат перед ним в таком прямом, не допускающем вариантов контексте.
Убить иль не убить, вот в чем вопрос.
Григорий ожил, наконец, и посмотрел сначала на меня и на свекровь, потом на Варю полными изумления и растерянности глазами. Затем он повернулся к Варе и совершенно спокойным голосом сказал:
– Нет, конечно. Никого я убивать не стану.
– Я так и знала! – воскликнула Варя капризным тоном, как когда-то кричала, если ей не покупали куклу. Она рухнула в постель и накрылась с головой. – Я не хочу никого видеть. Уходите.
– Никого я убивать не стану, – повторил Григорий. – Ты же не думаешь, дочка, что я дурак?
– Нет! Не думаю. Уходи.
– Но и простить такое я не могу, верно? – добавил он еще более спокойно. И это спокойствие меня напугало. Даже Варька высунула свой любопытный нос из-под одеяла.
– Гриша, не надо, – на всякий случая пробормотала свекровь. Он обернулся и посмотрел на нее строгим тоном.
– Значит, так. Рожать или не рожать – мы сейчас решать не будем, на это у нас еще есть время. Есть? – Гриша стрельнул взглядом в Варвару, и та немедленно кивнула, чуть всю голову себе не скрутила, так истово кивала. А я интересовалась, на чем основывается ее уверенность, если даже о самом факте ее беременности первой догадалась не она, а я.
