– Не думаю. Вряд ли, – призналась я. – Мы были у врача и завтра тоже поедем.
– Что-то серьезное? – спросила Люда, забеспокоившись. Ты даже не представляешь, моя дорогая. Такое серьезное, что от него ни в одну Турцию не убежать.
– Нет-нет, ничего серьезного. Просто нужно сдать анализы, – пробормотала я. – Пара дней.
Мы и в самом деле не знали, что же нам делать теперь, когда все нужные для правовой системы анализы были сданы и тесты сделаны, собрана, как они сказали, «доказательная база».
Новое утро, солнечное и прекрасное – я так ждала этой погоды, этого потепления, но солнце сейчас никого не волнует, у нас в квартире – ураган, землетрясение в десять баллов.
Погода в доме испортилась.
Мы сидим вокруг кухонного стола в полнейшем молчании, чайник закипел, отключился и начал остывать, но никто не хочет пить чай. Варя пока что дома, на нашем сфальсифицированном больничном. Но она не больна, она беременна, и эта проблема не решится сама, не решится за неделю, до пятницы.
– Ты сама что думаешь? – спрашиваю, наконец, я дочь.
– О чем? – Варя водила ложкой по тарелке с кашей и смотрела на овсянку так пристально, словно потеряла там кольцо с бриллиантом в десять карат.
– О чем? Ты еще спрашиваешь мать, о чем? – поразился Григорий.
– Пап, не кричи на меня, ладно? – голос ее тихий, любые слова даются с трудом. Я знаю, что это. Депрессия. Она сделала все, чтобы посадить мальчика, в которого была влюблена, в тюрьму. «Ты сука, Кошка».
– Я буду кричать, сколько вздумается. Мы должны принять решение, и чем быстрее, тем лучше. Пока еще есть время!
– Я не знаю, какое решение ты хочешь, чтобы я приняла, – повышает голос Варя. – Скажи мне, папа! Хочешь – идем, я сделаю аборт. Идем прямо сейчас.
– Успокойтесь, оба! – вмешиваюсь я. – Гриша, иди на работу.
– На работу? – переспрашивает муж, растерянно вспоминая, что до того, как его дочь принесла ему «новость» в подоле, у него была жизнь, график, ответственность. Его черный костюм «суперагента» валяется в кресле, измятый, никто ничего не почистил, не погладил, не повесил на ручку двери. Второй, на смену, тоже не поглажен, валяется в чистом.
– Вот черт, опаздываю! – осознает Гриша, и мы начинаем ругаться, перекапывать наш гардероб в поисках других приличных вариантов одежды. В конце концов, он не на пресс-конференцию к президенту едет, верно? Я достаю с вешалки серые брюки, бежевую рубашку и галстук. Пиджак? Перебьются, выдаю темно-бордовый свитер с ромбиками. Уже можно ехать прямо так, без куртки. Потеплело.
Супруг уходит, а мы продолжаем сидеть и смотреть с дочерью сквозь друг друга. Все, что происходило вчера, происходит сейчас и будет продолжаться дальше, не кажется правильным. Хотя, на деле, мы поступили ответственно, совершили взвешенный шаг, наказали преступника.
Тогда почему я совсем не чувствую воодушевления?
– Ты как себя чувствуешь? – спрашиваю я в надежде хоть на какой-то разговор. О погоде, курсе доллара, да о чем угодно.
– Я хочу спать! – бормочет Варя и уходит в свою комнату, так и не прикоснувшись к каше. И бог весть, что творится сейчас в ее головке, понять хоть что-то по ее колючему взгляду невозможно. До самого вечера дочь сидит у себя и не выходит.
Так тихо в нашем доме давно не было. Единственный звук, говорящий о наличии в доме трех женщин, – это бормотание кухонного телевизора. Война – не война, преступления – не преступления, а сериал продолжает идти в то же самое время. Расписание строгое. Исторический фильм по первому каналу, детективно-любовная история по второму, с интервалом в сорок минут. Единственное, что сделала Алевтина Ильинична, – это чуть убавила звук. Но оно и понятно, ведь обычно в квартире шумно. Варина музыка, я бегаю туда-сюда, хлопаю дверцей холодильника. А тут… тишина и покой.
Аж жуть берет. Это правда. Когда люди ругаются, кричат, выясняют отношения, швыряются друг в друга обвинениями или тарелками – это все равно жизнь, движение. Это – семья. Такая тишина означает, что мы – трое отчужденных людей, каждый из которых прячет свой внутренний мир от другого за пятью замками и молчанием.
Если считать с Гришей, то четыре человека – и тишина.
Так что, можно даже сказать, я мечтала о том, чтобы случилось что-то, что разбило бы этот айсберг, внутрь которого мы все вдруг попали. Но о том, что произошло на деле, я, конечно, не просила.
Вечером к нам в дверь позвонили. Вечером – не совсем правильное слово, была уже почти ночь. Мы все лежали по своим кроватям и диванам и делали вид, что это был обычный, ничем не отличающийся от других день.
Никакого секса, конечно. Я читаю книжку, мое лицо намазано толстым слоем увлажняющего, питательного крема. Гриша разгадывает кроссворд. Чем занята Варя – черт ее знает. В последний раз, когда я заглядывала к ней, она маниакально перебирала странички с анекдотами и смешными картинками-демотиваторами в своем компьютере.
Представляете себе такую картину – ребенок читает уморительные подписи к еще более уморительным картинкам, как, например, изображение старого таксофона, на котором написано «Социальная сеть» и подпись – «технология Сколково». И другие прочие, в таком духе. А дочь читает это с каменным выражением лица, и даже улыбка не мелькнет. Даже при виде фотографии мухи на велосипедике. Интересно, кстати, как они его сделали?
В общем, в дверь позвонили. Григорий, завороженный разгадыванием кроссворда, не сразу осознал тот факт, что для просьб о щепотке соли или спичках поздновато. Я встала и пошла открывать дверь на каком-то автопилоте.
Даже не умудрилась спросить кто.
Можете поверить, я глубоко в этом раскаиваюсь, ибо припоминается мне этот промах теперь чуть ли не ежедневно. Во всяком случае, этот факт пришивается к любому удобному случаю. Но, с другой стороны, не открыла бы я – и что бы поменялось? Ничего.
Господа Гуляевы в полном составе, тот самый папаша Гуляев, важная шишка, глава их «хорошей» семьи, мама Гуляева, бухгалтер и любительница культурного отдыха вдали от детей, и их дочь Маша – они что, просто развернулись бы и ушли, если бы я не открыла? Вот уж не думаю. Да они скорее бы дверь снесли, чем ушли. И хотя дверь у нас как бы металлическая, с замками и какими-то задвижками, а снести ее очень даже возможно. Я однажды видела, как ремонтные рабочие из квартиры напротив потеряли ключи или просто забыли где-то. Они приехали к месту выполнения своего ремонтного долга, но отдать его, долг, никак не могли по причине закрытой на все замки типовой металлической двери. Недолго думая, они вывинтили замок, сбили дверь с петель и просто сняли ее.
Наверное, наши двери тоже разработали в Сколково.
Мы всегда утешались тем, что брать у нас дома особенно и нечего, кроме наших долгов по ипотеке, и что вламываться к нам в квартиру будет просто-напросто незачем. Как мы ошибались. Господа Гуляевы, красные, как знамя строителей коммунизма, стояли на нашем пороге и очень сильно хотели вломиться.
