– Блэйк, прошу тебя! Я просто пытаюсь избавить тебя от всего этого! Все может выйти довольно гадко.
Блэйк фыркнул. Как будто его можно испугать гадостями. Впечатление создавалось такое, будто она пыталась спасти себя и свою репутацию.
Тем лучше. Ему и так не следовало доводить ситуацию до предела.
– Тогда делай что должна, – коротко ответил он и повесил трубку.
Он посмотрел на Джоанну и Чарли, которые, естественно, внимательно слушали.
– Ну а что будешь делать ты? – осведомилась Джоанна.
Блэйк закатил глаза:
– Сначала закончу все дела здесь, а потом поеду домой.
Чарли и Джоанна переглянулись, но он это решительно проигнорировал.
* * *
К вечеру Блэйк изменил свое мнение. Вечерние газеты пестрели фотографиями с его рукой на заднице Эвы, а когда он спускался по дорожке к своей лодке, то обнаружил Эву, окруженную папарацци. Несколько месяцев назад он не узнал бы папарацци, даже если бы об него споткнулся. Теперь же они были ему хорошо знакомы.
Он тихо удалился и оказался у Чарли, где нашел и Джоанну, переключавшую каналы в телевизоре.
Эва несколько раз звонила ему и присылала сообщения, но Блэйк, чувствовавший себя с приходом ночи все мрачнее, разговаривать не хотел. К тому моменту, как он завалился спать на кушетке, пресса знала его имя, воинское звание и серийный номер его медальона. К тому моменту, как проснулся, они знали еще больше.
Чарли встал рано, чтобы купить все основные газеты, и стало ясно – ничто в жизни Блэйка не считалось неприкосновенной темой.
Эва была права: он понятия не имел, какой ненасытной и бесцеремонной могла быть пресса. Его армейская биография вмиг стала всеобщим достоянием. Его военные командировки, подразделения, в которых он служил, взрыв и ампутация ноги, а также, крупным планом, фотография его протеза.
Одна из газет, взяв на вооружение его армейское прошлое, поместила на главную страницу заголовок: «Изувеченный герой Эвы». Заголовком другой стала надпись: «Плотник и леди». В статье имели место комментарии его соседей, людей, с которыми он служил, и клиентов, с которыми работал.
Но труднее всего было терпеть шумиху вокруг его награды. Его акт героизма, раздутый во всей своей сфабрикованной красе. Блэйку было противно их слушать. В новостях о нем говорили как о каком-то втором мессии, а у него перед глазами стоял Пит, умирающий в кузове санитарного фургона. И Колин, лежащий мертвый в грязи, пока сам он орал от боли.
Столько людей погибло или было искалечено, но их интересовало вот это дерьмо? Как люди, служившие с ним – люди, которые служат до сих пор и рискуют жизнью, – воспримут все это?
Он был в такой ярости, что ему хотелось рвать и метать. В ярости из-за мерзопакостных новостей, из-за привилегий стран первого мира, но прежде всего из-за того, о чем в глубине души он давно уже знал: так он жить не сможет. Под постоянным наблюдением. Эва и он жили в двух разных мирах и не должны были пересекать отделявшую их черту.
Это был наихудший сценарий, и он стал реальностью; его жизнь находилась под увеличительным стеклом, наряду с жизнями всех, с кем он имел дело. Людьми, которые об этом никогда не просили. Последние две недели были самыми счастливыми в его жизни. Но этот… кошмар оказался обратной стороной медали.
– Блэйк?
Джоанна сжала его плечо и протянула чашку кофе. Он взял ее и подвинулся, чтобы Джоанна могла сесть рядом.
– Они не лгут, Блэйк. Я знаю, тебе это трудно принять, но то, что ты совершил, делает тебя героем в глазах многих людей.
– Думаешь, Колин бы это сказал? – спросил он и тут же устыдился, что сделал этот выпад.
Джоанна быстро пришла в себя и посмотрела ему в глаза:
– Колин сказал бы это первым. – Она сжала его колено. – Ты всегда был его героем. Он равнялся на тебя. Гордился тем, что служит с тобой. Но знаешь что, Блэйк. Он пошел бы служить в любом случае. С тобой или без тебя. И то, что случилось с ним, могло случиться в любое время.
Блэйк прикрыл глаза, не желая принимать оправдания. Могло, но не случилось. А случилось в его смену. Их беседу прервал стук в дверь.
– Должно быть, это Эва, – объявила Джоанна, вставая с дивана.
Блэйк чуть не подавился своим первым глотком кофе.
– А откуда Эва знает, что я здесь?
– Я сказала ей, дурень. – Джоанна ухмыльнулась. – Она моя новая лучшая подруга, ты не знал? А подружки рассказывают друг другу все.
– Джоанна.
В его голосе прозвучали суровые нотки.
– Ты должен поговорить с ней, Блэйк. Она волнуется за тебя.
– У нас с ней ничего не выйдет, Джоанна, так что брось планировать предсвадебный девичник.
Джоанна покачала головой:
– Ну, тогда ты просто идиот. Она лучшее, что когда-либо с тобой происходило, Блэйк.
Глава 14
Блэйк открыл рот, намереваясь парировать выпад Джоанны, но его сестра уже шла к двери, и не успел он опомниться, как перед ним стояла Эва.
На ней был с виду очень дорогой и очень блестящий спортивный костюм, а волосы были забраны в конский хвостик.
Она тоже выглядела так, словно не сомкнула глаз. Она сделала шаг в его направлении, но тут он заговорил, и это заставило ее остановиться.
– Надеюсь, папарацци за тобой не увязались? Я не хочу чтобы Чарли и Труди оказались втянутыми в этот цирк.
Эва сделала глубокий вдох, стараясь не замечать враждебности в его голосе. Создавалось впечатление, будто последних пяти с половиной месяцев не было и они вернулись к тому, с чего начали.
– Я умею избавляться от хвоста, – коротко ответила она.
Блэйк усмехнулся:
– Очевидно, недостаточно хорошо.
– Послушай, мне жаль, – вздохнула она. – Я не хотела, чтобы так вышло.
– Но вышло именно так.
Эва сунула руки в карманы. Ее пальцы замерзали, и это не имело отношения к тому, что за окном стояло холодное ноябрьское утро.
– Рэджи над этим работает, – сказала она. – Все можно исправить. Спасти ситуацию. Я выступлю с заявлением.
– И что ты им скажешь? – осведомился он.
Эва сделала глубокий вдох. Пора выложить все карты на стол. Она не хотела, чтобы так вышло, но рука судьбы вынуждала ее.
– Мы можем все отрицать. Сказать, что просто друзья. Или… что у нас с тобой отношения, и мы не хотели бы, чтобы нам сейчас мешали.
Блэйк не верил своим ушам. Этого еще не хватало!
– Чтобы дали тебе время поразвлечься? – не выдержал он. – Плотник и леди? Или решила утешить меня напоследок? Чтобы герой-калека не чувствовал себя так паскудно?
