– Неправда! – оскорбленно взвился Колобок. – Я не успел на дорогу выкатиться, как царевич мимо промчался, даже меня не заметил.
– Точно, в кустах отсиживался! – загоготал какой-то детина.
– А пока я до ворот докатился, они перед самым моим носом захлопнулись, – не поддаваясь на провокации, продолжил Колобок и, сияя торжеством, добавил: – Но я успел разглядеть его, Кощея!
Публика так и ахнула.
– Неужто? Да каков же он?
– Да говори уж, балабол, не томи, – прикрикнула на Колобка Забава.
– Кощей царевича во дворе встретил, – доложил Колобок. – Царевич только за ворота въехал, а Кощей уже коршуном ему навстречу спешит, загубить торопится. Сам из себя старый, иссохшийся, худой, длинный да нескладный. Борода до пояса, на голове – ни волоса. Зато на лбу обруч медный, что царская корона.
– Ишь ты, чего удумал! – протянул кто-то из сельчан.
– На лицо страшный-престрашный, – продолжил Колобок. – Очи огнем злобным горят, под глазами чернота, вместо щек – впадины. Как будто и не человек он вовсе, а мертвец ходячий.
– Царевича жалко, – тоненько всхлипнула какая-то впечатлительная девица с алой лентой в косе. – Жив ли?
– Два дня уж прошло, – шумно вздохнул Колобок, – а ворота больше не открывались. Царевич так и не возвратился. Но я продолжаю нести свой еженощный и ежедневный дозор, и, как только появятся какие-то вести, вы узнаете их первыми!
Специальный агент Колобок с репортажем из замка Кощея исчез с тарелочки.
– Ну что, люди добрые, – громко окликнула хозяйка, – хороша ли сегодня забава?
– Ох хороша, хороша! – одобрительно загалдели собравшиеся.
– Только мало! – выкрикнул какой-то ненасытный зевака.
– Русалок давай! – потребовал какой-то парень, чем вызвал недовольный рев почтенных матерей семейства.
– Ишь охальник, чего удумал, на девок голых пялиться! – заохали кумушки. А их мужья, заметно оживившиеся при окрике паренька, вынуждены были прятать улыбки в кудлатые бороды и степенно кивать головой, внешне соглашаясь с позицией жен.
– Что ж, – прищурилась Забава, – покажу вам тогда напоследок то, чего вы никогда в своей жизни не видывали.
Она щелкнула пальцами, и в блюдце вспыхнуло закатное солнце. Да так ярко, что многие с криком зажмурились, а когда отняли руки от глаз, то увидели верхушки деревьев, крыши домов, синие ленты рек – Лукоморье с высоты птичьего полета. Мне такой вид был не в диковинку. При мысли о недавней жесткой посадке, которую устроила нам строптивая ступа, я машинально потерла бок. А вот селяне восхищенно заохали и так и подались вперед, расталкивая друг друга локтями.
– Гляди-ка, это, никак, наше село!
– А вон Егоров дом!
– А вон наша изба!
– Маманя, гляди, наша Буренка!
– Бабоньки, красота-то какая!
– И почему люди не летают, как птицы?
Изображение переместилось в сторону, побежали на экране поля, луга и деревни.
– Вот Неелово, – зашептались зрители, узнавая знакомые места. – А вон Костогрызово.
– А вон, кажись, Хвалево, у меня батя оттуда родом.
– Глядите, Удальцово! У нас там сват живет.
– Брешешь! Оно в другой стороне. Это ж Лиходеево!
– А вон Муходоево!
Изображение моргнуло, и местность изменилась. Лес рассекала широкая дорога, по которой двигались люди, а в стороне возвышался большой деревянный город, обнесенный высокой стеной.
– Златоград! – восхищенно выдохнули селяне. – Красота-то какая!
На блюдце сверкнули позолоченные башенки теремов, и я взволнованно подалась вперед. Что же там случилось в царском тереме, о чем не успела рассказать Агаша? И с чем придется столкнуться Иву, когда завтра он прибудет в город?
Вдруг по земле забегали люди, на крепостную стену высыпали лучники, устремив в небо пики стрел. Изображение сделало лихой вираж, ушло в сторону от города и набрало скорость: леса, реки, озера, поля, деревни слились в один поток. Кто-то вскрикнул, у кого-то закружилась голова, люди встревоженно зароптали.
– Что же это такое?
– А теперь поглядите, чьими глазами вы смотрели на наше царство, – довольно ухмыльнулась Забава и сделала пасс рукой.
Изображение покачнулось, словно невидимая камера ушла в сторону, и блюдце отобразило трехглавого Змея Горыныча, кружащего над лесом и пышущего огнем.
Селяне потрясенно охнули.
– Жив, жив, Горилка! – охнула какая-то баба.
– А чего ему станется? – ответил ей мужской бас.
– Так Илья-богатырь еще по весне хвастался, что головы-то ему отрубил!
– Как отрубил, так и выросли, – хохотнул другой мужик. – Илья соврет, недорого возьмет.
Забава щелкнула пальцами и словно включила звук. Во дворик ворвался свист ветра, рассекаемого мощными кожистыми крыльями, и взволнованный гомон голосов:
– Р-разбойники! – грозно орал первый. – Сразу стрелять! Спалю!
– И ведь мы чего? – оскорбленно вторил ему второй тихий голос. – Мы ничего, просто мимо пролетали.
– Я лечу, словно легкое белое перышко, на двух крылышках у земли, – отвлеченно цитировал третий, звонкий голос.
– Спятил! – прикрикнул на него первый голос. – Зенки-то раскрой да на себя глянь. Какое перышко? Какое белое? Седина вон уже проклевывается, а ты все стихи шкандыбаешь. Тьфу, за что мне такое наказание?
– Седина в бороду, бес в ребро, – вставил свое слово второй голос.
– Я, может, образно выражаюсь! – обиженно возразил звонкий голос. – И бороды у меня нет.
– Правильно, нет. Иначе ты б ее давно спалил, дурила. Но ребро-то есть! – загоготал первый. – А ну, кто избушке Бабки-ежкиной стих писал и замуж звал?
– Так то ж по пьяни было! – засмущался третий голос.
– Зря отказался, – крякнул первый. – Представь только, какие б у нас детки пошли – летающие избушки с тремя крышами. Ха-ха-ха! – загоготал он.
– Хо-хо-хо, – вторил ему второй.
И вот уже люди во дворике заткнули уши от громоподобного хохота, который доносился из блюдечка.
Забава поспешила отключить звук, и тарелка показала Змея, который рухнул на холм и содрогался от смеха. Все так и прильнули к экрану, стремясь разглядеть Горыныча в подробностях. Заохали бабы:
– Вот же страшилище какое! Только гляньте, какие лапы!
– А крылья-то, крылья!
– А морды до чего отвратные!
И ничего не отвратные, не согласилась с ними я. Феликс, мой ручной дракончик, который в Вессалии остался, конечно, посимпатичнее будет. Но и Змей хорош: настоящий дракон, золотая чешуя искрится на закатном солнце. – Урод! – выразила всеобщее мнение сельчан какая-то баба.
