Воин помог Вернеру доковылять до Ивонны, и сердце юноши тревожно сжалось. За время, пока они искали книгу, девушке стало еще хуже. На ее лбу выступила испарина, кровь, текшая из раны, сделалась густой и совсем черной. Жить раненой оставалось считанные мгновения. Вернер торопливо присел рядом с ней и раскрыл книгу.
– Моя помощь нужна? – тихо спросил Хартвиг.
Вернер покачал головой.
– Тогда не буду мешать.
Хартвиг воткнул факел сбоку от Вернера, так чтобы свет падал на страницы книги, и отступил в тень, слившись с темнотой.
Вернер глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться, и начал читать слова заклинания, отчетливо выговаривая каждое слово и вкладывая в него магическую силу. На последнем слове что-то сильно толкнуло его под сердцем. Вернер охнул и прижал руки в груди. В следующий миг ладони окутало теплом и мерцанием – это сияющий золотой шарик прошел сквозь его пальцы и плавно двинулся к Ивонне, паря в воздухе. За спиной ахнул Хартвиг. Шарик уверенно скользнул вниз и золотой кляксой пролился на рану Ивонны, которая стремительно впитала мерцающие искорки.
Одновременно с этим бледная кожа девушки заискрилась, наполнилась внутренним светом, словно внутри нее зажегся огонек. Ресницы Ивонны затрепетали, дыхание выровнялось. А вот Вернеру сделалось хуже – заклинание выпило из него последние силы, и он с тихим стоном повалился на землю, потеряв сознание.
Холодно, жестко, неудобно… Ивонна открыла глаза и в ужасе вскрикнула. Она лежала на земле, ее платье было мокрым от крови, и все вокруг было усыпано мертвецами с перекошенными зелеными лицами. Пахло тленом и смертью. Какой страшный кошмар ей приснился!
– Ивонна, ты очнулась?
В предрассветных сумерках лицо Хартвига было серым и смертельно уставшим. Где-то далеко, за его спиной, уже занимался рассвет. Часть земель Империи уже осветило благодатное солнце, а вокруг них еще царствовала ночь, наполняя все вокруг мрачными тенями. Это не сон, с дрожью поняла Ивонна, это все наяву.
И вспомнила события предыдущей ночи: обступивших карету зеленокожих уродов, отчаянные лица сопровождавших ее воинов, кружево молний, искусно сплетенное магом, звон оружия, мечи, с небывалой скоростью двигающиеся в руках воинов, омерзительные морды существ, которые неотвратимо приближались к карете, сметая все на своем пути, и леденящий душу рев чудовища, которое появилось словно из-под земли.
– Ивонна, тебе нехорошо? – с беспокойством наклонился к ней Хартвиг.
Что за глупый вопрос! Разве ей может быть хорошо – здесь, в окружении трупов? Она попыталась встать, но рука Хартвига удержала ее.
– Ты серьезно ранена, тебе нельзя резко двигаться.
Ивонна смиренно застыла, ошеломленная этим известием, и прислушалась к себе. Гудела голова от долгого лежания на земле, затекли ноги, что-то щекотало в боку. Но уж чего-чего, а раненой она себя не ощущала.
– Что за чепуха? – возмутилась она, стряхивая руку Хартвига и поднимаясь с земли.
Вдруг платье с боку разошлось, словно треснув по шву, и Ивонна стыдливо прижала руки. Хотя Хартвиг знает ее с детства, но она уже давно не ребенок. И не пристало благовоспитанной девушке оголяться перед мужчиной, даже невольно! Пальцы тут же сделались влажными от крови. Превозмогая тошноту, она просунула пальцы в прореху и вскоре с облегчением убедилась, что ее кожа не повреждена. Кровь была чужой. Наверняка орочьей.
– Как ты себя чувствуешь? – пристально наблюдая за ней, спросил Хартвиг.
– Отвратительно, – честно призналась Ивонна, ища платок, чтобы отереть руку.
– Тебе больно? – с тревогой уточнил воин. – Рана кровоточит?
– Харт, – вскипела Ивонна, – сколько можно повторять: я не ранена!
Вот бы закрыть глаза – и очнуться уже в мягкой чистой постели, слушать пение птиц за окном, до самого обеда читать книгу о рыцаре Торвальде и мечтать, мечтать… О чем? Ивонна в смятении огляделась. Вот же то, о чем она читала в романах. Поле боя, тела мертвых врагов. Не хватает только рыцаря, устало опирающегося на меч, обагренный кровью. Именно таковы будни книжного героя – бесконечные битвы, сражения, смертельная опасность, громкие победы.
Так ли давно она сетовала на свою спокойную размеренную жизнь и мечтала испытать все эти приключения? Так вот же они, перед ней. Почему же на сердце так горько? Почему так тихо? Не слышно ни щебета Адонии, который в пути заглушал стук копыт и невыносимо раздражал Ивонну, ни монотонного голоса мага, рассказывавшего о местах, которые они проезжают, ни смеха воинов, то и дело подначивавших друг друга.
– Где все? – с замирающим сердцем спросила она Хартвига, с дрожью отметив, что за прошедшую ночь он постарел лет на десять. А может, это просто ночь морочит ей голову, наложив на лицо воина болезненные тени и обострив его черты.
Хартвиг назвал имена двух мечников, Дина и Кельса, и махнул рукой куда-то в сторону.
– А остальные? – еле слышно спросила Ивонна.
Тяжелое молчание Хартвига было ответом.
– Никто не выжил? – с дрожью уточнила она. – Даже Огастес?.. и Адония? Что же нас спасло? – Она огляделась.
– Не что, а кто. Мы живы благодаря Вернеру.
– Кто это? – не поняла Ивонна.
– Тот парнишка, которого мы подобрали по дороге. Он оказался учеником мага.
– Учеником? – с недоверием протянула Ивонна. – И ты хочешь сказать, что не удалось Огастесу, сделал ученик?
Хартвиг дернул шеей. Мол, сама погляди.
– И где же сейчас этот герой? – поинтересовалась Ивонна.
Воин взглядом указал куда-то в сторону. Ивонна повернулась и увидела распростертого на земле юношу. Рядом с ним валялась раскрытая книга.
– Он мертв?
Хартвиг со скорбным видом кивнул. И тихо добавил:
– Главное, что ты жива.
– О чем ты? – встрепенулась Ивонна, ощутив недосказанность в его словах.
– Он спас тебе жизнь, – сообщил Хартвиг. – Истратил последние силы на то, чтобы исцелить твою рану.
– Опять эта чепуха? – возмутилась Ивонна. – Сколько раз повторять, у меня нет никаких ран и вообще…
Она внезапно осеклась, вспомнив перекошенное лицо тролля, оторвавшего дверь кареты. А когда она забилась в угол и не хотела выходить, он наотмашь полоснул ее искривленным клинком, и от мучительной боли под сердцем она потеряла сознание.
– Значит, он был хорошим учеником, – глухо сказал Хартвиг и отвернулся.
Ивонна, подобрав путающуюся под ногами юбку, поспешила к мертвецу, спасшему ей жизнь. Солнце постепенно подбиралось к полю, прогоняя мороки ночи. И в робком утреннем свете можно было разглядеть лицо юноши до мелочей. Бледная до синевы кожа, болезненно запавшие щеки, решительно сжатые бескровные губы, черные круги под глазами, длинные ресницы. Веки были сомкнуты, и ей уже никогда не узнать, какого цвета глаза были у ее спасителя. Когда она мельком взглянула на него из окна кареты, он показался ей малоинтересным. Чумазый, перепачканный с ног до головы в пыли путник. Где уж там было запомнить цвет его глаз?
