— Он не может так поступить, — прошептала Эмма.
У нее пересохло во рту от ужаса. Ее брат не может принести их сестру в жертву, отдать Матильду на милость короля Англии.
— Я так и сказала твоему брату, — отозвалась Гуннора, и теперь Эмма слышала в ее голосе усталость. — Но Ричард — правитель страны и мужчина, и жизнь молодой девушки, даже его собственной сестры, значит мало, когда речь идет о судьбе целого народа. Я не могу заставить его изменить это решение.
Эмме стало дурно при мысли о том, что Матильда окажется одна в чужой стране, возможно, узницей короля.
— Что же с ней будет?
Гуннора снова принялась расхаживать по комнате, сжимая одну руку другой, и Эмму все больше и больше пугало нескрываемое горе ее матери. Наконец Гуннора заговорила вновь, так и не ответив на вопрос дочери.
— Ричард осознает риск, которому подвергнется его сестра в Англии. Мне было нетрудно убедить его в том, что он должен снабдить ее оружием, которым она сможет защитить себя в том случае, если ее супруг против нее восстанет. Хотя решение было очевидным, мы потратили много часов в спорах о том, как именно это должно быть осуществлено. В конце концов мы предложили Этельреду земли, принадлежащие мне как вдове на полуострове Котантен. Это королевский подарок, от которого ему нелегко будет отказаться, поскольку это даст ему зацепку по нашу сторону Ла-Манша.
Остановившись, она глубоко вздохнула.
— Со своей стороны Ричард потребовал, чтобы его сестра отправилась в Англию не просто как супруга короля, но как королева.
Она обратила на Эмму торжествующий взгляд.
— Эмма, элдормен Эльфрик вернулся с вестью о том, что король Англии принимает условия соглашения. Нормандская невеста Этельреда станет не только женой короля, но и будет коронована. Она получит состояние и положение, намного превосходящее таковые у его первой жены. Ее место будет рядом с королем, и она будет обладать привилегиями, которых он ее не сможет лишить, как бы его на это ни подбивали.
Эмме сразу же стала ясна мудрость такого условия, но также она распознала в этом дополнительное бремя, которым станет корона на голове ее сестры.
— Матильда знает об этом? — спросила она.
На лице Гунноры промелькнула тень, и Эмма со смущением увидела, как, шагнув к ней, мать преклонила перед ней колени. Своими тонкими пальцами она взялась за ладони дочери, ощутившей их обжигающе холодное прикосновение на своей коже.
— Эмма, в Англию отправится не Матильда, — сказала ей мать. — Поедешь ты.
Эти слова хлынули, словно поток воды, ударяясь в нее сокрушительными волнами, лишая способности дышать. Она не решалась отвести глаза, поскольку пристальный взгляд матери, казалось, был единственной достаточно прочной опорой, не дающей ей окончательно утонуть в этих вероломных волнах.
Мир Эммы внезапно перестал быть безопасным убежищем, превратившись в то, что пугало неизвестностью. Она совсем не желала ехать в Англию, не желала выходить замуж за короля, не желала принимать на себя бремя короны. И вместе с тем, глядя в строгое и непреклонное лицо своей матери, она уже понимала, что выбора у нее все равно нет. Объятая паническим страхом, она соскользнула с табурета и упала на четвереньки, ее вырвало, и желчь огнем обожгла ее горло. Перед ней появился таз, и направляющая рука матери легла ей на затылок. Эмма закрыла глаза, но это не освободило ее от сдавливающего нутро ужаса.
— Ты потрясена, — сказала мать понимающим, но твердым тоном. — Для тебя это стало неожиданностью, но тебя ждет множество еще более тяжелых потрясений в будущем, дочь моя. — Теперь ее голос звучал непреклонно и бескомпромиссно. — Ты должна всегда быть готова к любым испытаниям, которые могут выпасть на твою долю. Пусть это будет тебе первым уроком: никто не должен видеть тебя в таком состоянии, Эмма. Ты слышишь меня? Как бы ни были велики трудности, никому никогда не позволяй видеть свой страх.
Эмма, упираясь предплечьями в пол, с выворачивающимся наизнанку желудком, зажмурила глаза, чтобы сдержать набегающие слезы.
— Почему должна ехать я? — спросила она. — Матильда старше меня. Она хочет этого. Это ее право.
— У твоей сестры недостаточно силы воли и телесного здоровья, чтобы противостоять… — Гуннора замолчала, словно пожалев о сказанном и желая забрать свои слова обратно. — Противостоять испытаниям, с которыми приходится иметь дело королеве, — неспешно закончила она свою мысль. — Ты единственная из всех моих дочерей, Эмма, кто на это способен.
Спустя несколько часов Эмма лежала без сна в покоях своей матери, и в ее голове бесконечным эхом звучали слова Гунноры. Она не питала никаких иллюзий в связи с ожидавшей ее участью. Мать Эммы достаточно ясно обрисовала ее будущее. Ставшая английской королевой невеста из Нормандии будет вынуждена балансировать между интересами двух правителей — своего брата и своего супруга. Оба они будут требовать от нее вассальной преданности. По крайней мере, один из них взыщет с нее со всей строгостью, прояви она свою неверность. Это вызывало страх ее матери, и она пыталась до нее это донести.
Но было еще кое-что, чего мать ей не сказала и что, как Эмма чувствовала наверняка, связано с королем Англии. Интуиция ей подсказывала, что Гунноре известно нечто такое об Этельреде, о чем она не намерена ей сообщать, по крайней мере пока. Именно эта правда о ее будущем муже, которую от нее скрывали, пугала ее больше всего.
На улицах Фекана и Руана, Кана и Эврё простой народ чествовал Эмму, гордость Нормандии, невесту, которая станет королевой Англии. Однако в стенах герцогского замка, где сестры герцога раньше делили одну спальню, весть о помолвке Эммы не вызывала радости. Огорченная и обозленная тем, что вместо нее за короля сосватали Эмму, Матильда не вставала с постели и отказывалась говорить с сестрой, несмотря на слезные мольбы Эммы и сдержанные упреки Гунноры. В конце концов Гуннора отослала ее в Руан, где Матильду не будут ежедневно огорчать приготовления к замужеству сестры.
Эмма оплакивала отъезд Матильды, но Гуннора не позволила ей долго горевать. Эмме нужно было многому научиться до того, как корабли перенесут ее через пролив Ла-Манш.
Долгие часы она проводила с элдорменом Эльфриком, который объяснял ей тонкости английского языка и рассказывал о порядках, принятых при дворе. Талантливый учитель, он обращался с ней со степенной учтивостью, и вскоре она стала испытывать к нему большую симпатию. Далеко уже не юнец, со свисающими почти до плеч густыми седыми локонами, обрамлявшими доброжелательное лицо, он носил бороду, такую же белую, как и его кустистые брови, из-под которых сверкали темные глаза. Золотая брошь величиной в кулак, скалывавшая его накидку на плече, и перстни с драгоценными камнями, украшавшие его пальцы, свидетельствовали о богатстве и влиятельности, и Эмма задавалась вопросом, насколько он близок к королю.
Эльфрик рассказывал ей о древних королевствах Нортумбрии, Мерсии, Восточной Англии и Уэссекса, о великом короле Альфреде, который начал собирать разрозненные страны в единое государство, о короле Эдгаре, отце Этельреда, завершившем его дело. Этот король, поведал он ей, умер в раннем возрасте, оставив корону своему юному сыну. Лицо Эльфрика при этом омрачилось, как будто воспоминания о тех давних временах бросили тень на настоящее. Правда, он не сказал, что огорчало его, но у Эммы укрепилась догадка, что от нее утаивают нечто, связанное с ее будущим мужем.
