Когда он оказался в воздуховоде целиком, его вдруг накрыла волна паники. Почувствовал, что не может вдохнуть, с плечами, стиснутыми между двумя стенками, вдруг сообразив, что назад выбраться уже невозможно. Во всяком случае, не вывихнув обеих рук в плечевых суставах.
Его единственным методом продвижения стали ерундовые толчки пальцев ног, причем без заднего хода.
Он пополз вперед на цыпочках – в буквальном смысле, – скользя по поверхности воздуховода.
Продолжая кровоточить.
С бунтующими после восхождения мышцами и нудящими нервами.
Впереди – ничего, кроме непроглядной тьмы и туннеля, реверберирующего эхом его шарканья.
Да и то, пока он не останавливался.
Тогда воцарялась идеальная тишина, лишь изредка прерываемая звучными ударами, от которых у него сердце прямо подпрыгивало, – последствия перераспределения напряжений в металле, расширяющемся или сокращающемся в ответ на температурные флуктуации.
Минут через пять Итан попытался бросить взгляд назад, к отверстию, испытывая отчаянную потребность в последний раз увидеть свет – эту капельку утешения, – но не мог вывернуть шею достаточно далеко, чтобы оглянуться.
* * *
Он полз и полз, и полз.
Стиснутый со всех сторон в полнейшей темноте.
В какой-то момент – может, через тридцать минут, может, через пять часов, может, через сутки… он был вынужден остановиться.
Пальцы ног свело от напряжения.
Он распластался по металлу.
Дрожа.
Испытывая безумную жажду.
Зверски голодный и неспособный добраться до пищи в кармане.
Слышал собственное сердце в груди, бьющееся о металл, – и больше ничего.
* * *
Он спал.
Или потерял сознание.
Или на минуточку умер.
Снова придя в себя, неистово забился о стены воздуховода, утратив ориентацию в пространстве и даже во времени, видя перед широко распахнутыми глазами лишь бездонную тьму.
На одно ужасающее мгновение подумал, что его похоронили заживо, и трубный звук собственного участившегося дыхания, будто чей-то вопль, ворвался ему прямо в уши.
* * *
Он полз будто много дней напролет.
Глаза начали блажить, устраивая странные световые представления, появлявшиеся тем чаще, чем дольше он пребывал в темноте.
Яркие всполохи цветов.
Воображаемые северные сияния.
Навязчивое сияние черноты.
И чем дольше он полз в этой удушающей темноте, тем агрессивнее грызла его мысль, что все это нереально.
Нет ни Заплутавших Сосен, ни ущелья, ни тех тварей, ни даже тебя.
Так что же это? Где я?
В длинном темном тоннеле. Но куда, по-твоему, он ведет?
Не знаю.
Кто ты?
Итан Бёрк.
Нет, кто ты?
Отец Бена. Муж Терезы. Я живу в пригороде Сиэтла под названием Квин-Энн. Я был пилотом вертолета «Блэк Хоук» во время второй войны в Заливе. После этого – агентом Секретной службы. Семь дней назад я прибыл в Заплутавшие Сосны…
Это просто факты. Они ровным счетом ничего не говорят о твоей личности, о твоей природе.
Я люблю свою жену, но я ей изменял.
Это славно.
Я люблю своего сына, но редко бывал с ним. Просто далекая звезда на его небосводе.
Еще лучше.
У меня добрые намерения, но…
Но что?
Но всякий раз я терплю крах. Я причиняю боль тем, кого люблю.
Почему?
Не знаю.
Ты теряешь рассудок?
Порой мне кажется, что я по-прежнему в той камере пыток, что я так и не покидал ее.
Ты теряешь рассудок?
Это ты мне скажи.
Не могу.
Почему?
Потому что я – это ты.
* * *
Поначалу он подумал, что это лишь очередное фантомное световое представление, но оно было лишено хаотических переливов цвета. Никаких оптических фейерверков.
Просто незатухающая искорка голубизны где-то далеко впереди, блеклая, как умирающая звезда.
Когда он закрыл глаза, она исчезла.
Когда открыл, она появилась снова, будто единственная крупица здравомыслия, уцелевшая в этом клаустрофобическом мире. Просто точечка света, но в его силах заставить ее исчезать и появляться, и даже этот гран контроля стал опорой.
Якорем. Гаванью.
Пожалуйста, думал Итан. Будь реальной.
* * *
Тусклая голубая звездочка стала больше, и с ее ростом пришел тихий гул.
Итан остановился отдохнуть, и легкая вибрация, теперь прошивающая воздуховод, проходила через него.
После многих часов во тьме это новое ощущение казалось таким же успокоительным, как биение сердца матери.
* * *
Еще некоторое время спустя голубая звезда изменила форму, став крошечным квадратиком.
Этот квадратик рос, пока не заполнил все поле зрения Итана, разбередив в груди сосущее чувство предвкушения.
Затем оказался в десяти футах впереди.
Затем в пяти.
Затем руки Итана протянулись наружу из отверстия трубы, хрустя плечами, и вновь обретенная свобода движения оказалась сладостной, как, наверное, будет вода.
Зависнув в конце воздуховода, он выглянул в трубу вдвое шире, пересекающуюся с другими.
Главную вентиляционную шахту наполнял неяркий голубоватый свет – от лампы далеко внизу.
А на самом дне Итан увидел воздухозаборник.
До его лопастей около сотни футов по вертикали.
Как будто смотришь в колодец.
С интервалами в десяток футов к главной шахте примыкали другие трубы – некоторые существенно шире.
Итан поглядел наверх. Потолок всего в двух футах у него над головой.
Блин.
Он понял, каким будет его следующий шаг, каким он должен быть, – и он Итану не понравился.
* * *
Итан выдрался из воздуховода с помощью той же техники, в которой восходил по расселине – встав враспор, упираясь ногами в противоположные стенки.
Голые подошвы держались на металле довольно прилично, и, несмотря на угрозу при малейшей ошибке сорваться навстречу вращающимся лопастям, у него чуть ли не кружилась голова от счастья, что удалось выбраться из этой тесной трубы.
