– Как что, – хмыкнул Михайло. – Каждый будет другого жрать. Сильный – слабого схарчит, а двое слабых – одного сильного. Как там римляне говорили – «Homos homini lupus est»!
[28]
– А говоришь, в латыни не силен? – удивился Татищев, позабыв даже о любимом Гоббсе.
– Так разве ж это знания? – опять вздохнул Михайло, но уже горестно. – Так, красивые слова. Ну, вот еще – «Flamma fumo est proxima». Это почти как у нас – «Дыма без огня не бывает»
[29]
. В Холмогорах у нас владыка Варнава школу учинил для поповских детей, так я туда иной раз забегал. Живу-то я не в самих Холмогорах, – пояснил парень, – а на Курострове, в двух верстах. Каждый-то день не набегаешься, только зимой, когда навигация прошла. Когда дозволяли, в горнице сидел, слушал. Учитель тамошний, Иван Петрович, кое-какие латинские слова и пересказывал. Грил – мол, тот, кто латыни не обучен, ученым не будет!
– Погоди-ка, – заинтересовался Татищев. – Иван Петрович – это не Каргопольский ли, часом?
Ивана Каргопольского, отправленного государем Петром учиться во Францию, Татищев немножко знал. Хотел, в свое время, сделать его ректором школ на Урале, но не срослось. Был тот духовного звания и, стало быть, проходил по ведомству Синода, а те и отправили молодого выпускника Сорбонны в духовное училище, при архиепископе Холмогорском.
– Он самый, – кивнул Михайло. – Иван Петрович в Холмогорах в январе сего года появился. Про Сорбонну рассказывал да про Славяно-греко-латинскую академию нашу. Я же чего сегодня тут оказался-то – в академию сию ходил, гостинчик относил. У Ивана Петровича друг в оной академии греческий язык преподает, так я гостинчик ему нес – рыбы мороженой полпуда да клык морского зверя.
– Понравилась академия?
– Мечта у меня есть, – зарделся вдруг парень, – в академию эту учиться хочу пойти.
– Да тебе, Михайло Васильич, не в Славяно-греко-латинскую академию идти, а сразу в Сорбонну или куда-нибудь к шведам. В Упсалу, что ли. Там у них университет великий. Студиозы со всей Европы съезжаются. Правда, – вспомнил Татищев, – учат там тоже на латыни.
– Эх, был бы жив Петр Великий, был бы у нас свой университет, не хуже, чем в Упсале, а то и в Сорбонне этой. К нам бы и ездили.
– А кто бы учить стал? – резонно возразил Татищев. – Толковых-то людей у нас – раз-два и обчелся. Вон в Петербургской академии наук – немцы сплошные. Немец на немце сидит да немцем погоняет. Шведы еще при Иване Грозном говорили, мол, русский работник хорош, если над ним немец с палкой стоит. Да еще – Рюрик, мол, к нам пришел да государственность и принес. А немцы, что в нашей Академии наук сидят, поддакивают. Дескать, до предка-то моего жили славяне в дикости да в косности. А пришел Рюрик с братьями и дружиной, законы научил чтить, лодки строить да грамоте вразумил.
– Это кто ж такое болтает? – возмутился Михайло. – Найти бы да в морду дать, чтоб неповадно было.
– Ну, Самсон, ты чуть что – сразу в морду, – засмеялся Татищев. – Пока только разговоры одни, ни одной работы не напечатано. Хотя, – призадумался потомок Рюрика, – за такие слова немцам можно и в морду дать. Подумаешь, Рюрик из варягов пришел, с дружиной своей! Для старого времени – самое обычное дело. И в Англию чужак на престол всходил, и в Венгрии. Уж про Польшу да Чехию вообще говорить не стану. Когда свои дерутся, чужеземец удобней всего. Ни тем ни этим послабу не даст да и справедлив будет. Мне думается, что Рюрик не просто так пришел. А был он каким-нибудь родственником новогородскому боярству. Слышал, что есть где-то старая летопись, где о том прописано
[30]
.
Заговорив о временах давно минувших, Татищев мысленно перекинулся к временам нынешним. Вот ведь, история-то повторяется. Рюрик с братьями на Русь пришел, потому как новогородцы между собой передрались, а теперь вот, когда князья-бояре пересобачились, герцогиня из Курляндии пожаловала. Вроде бы не совсем чужая Анна Ивановна, так а кто сейчас знает, кем был летописный Рюрик? Может, был он из каких-нибудь бодричей, или ободритов, али славян прусских, ныне уничтоженных? Или был он каким-нибудь боярином, сбежавшим из Новгорода да и вернувшимся обратно, когда позвали?
Кажется, последние свои слова Татищев произнес вслух, потому что Михайло поддержал разговор:
– Я как-то в монастыре Соловецком был, мне брат-книгохранитель монастырскую либерею показывал. Не за так просто, а за полпуда соли, – улыбнулся Михайло. – Труд там лежит – рукопись огромная. Летопись нашей земли Русской. Я оную летопись два дня читал. Жаль, выписывать мне не разрешили, да память-то у меня крепкая. Написано, что воевода Рюрика – князь Олег, которого потом змея в голую пятку укусила, – Киев завоевал да князей Аскольда да Дира убил. Стало быть, были князья на Руси. А коли князья были, так и государственность была. А письменность, которую братья Солунские, Кирилл с Мефодием, привнесли, она же не только на Руси была, но и в других землях словенских. Как же могли варяги, нурманны, словенскую письменность принести?
– Знаешь, у тех нурманнов еще и своей-то письменности не было, а только рисунки всякие.
– Во-во, – закивал Михайло. – А немцу тому я в морду все равно дам. Неча в нашу гисторию лезть.
– Вот, видишь, Михайло Васильич, ты сам себе противоречишь. То о законах Божественных и людских, то о кулаках.
– Одно другому не мешает, – буркнул парень. – В народе-то как говорят? Добро должно быть с кулаками! А иначе как это добро от зла отбиваться станет?
– Ты же ученым хочешь стать, верно? – Парень не ответил, но по его зардевшемуся лицу Татищев понял, что угадал. – А вот представь себе: ты об одном споришь, а твой собеседник, оппонент, по-научному, – о другом. Ты что ему, кулаками свою правоту доказывать станешь?
– Ежели он дурак, так и кулаком можно, – упрямился Михайло.
– А если окажется, что ты неправ? Что делать-то станешь? Каяться-виниться? Не слишком ли просто?
– Н-ну, я же кулаком-то буду бить, только когда точно знаю, что я прав!
– А коли вы оба правы, но понять друг друга не можете? Добро, если вы на одном языке говорите, хошь по-русски, хошь – по-лытински. Правда, Михайло Васильич, она у каждого своя. Сразу же морду бить? Помнишь такое вот изречение? Si vis pacem, para pacem! Перевести?
– Помню и так, – пробурчал Михайло. – Хочешь побеждать, учись терпению!
– Молодец, – похвалил его Василий Никитич. – А вот скажи мне, друг Михайло. Ты, конечно, парень-то сильный. Но знаешь, что на одну силу всегда другая сила есть. Ежели сам по морде получишь, что будешь делать?
