– А чего ж она щас-то решила глядеть? – вытаращился полковник.
– Да почему щас? Эх, мужики-мужики, ну до чего же вы бестолковые-то, – покачала головой Анна. – Ты же с охоты меня в спальню волок, как добычу какую, а девка следом шла, на тебя пялилась. Верно, все глаза просмотрела.
– Когда я тебя волок-то? – опешил Андрей. – Мы ж с тобой шли, да шли под ручку, как положено.
– Ага, шли, – засмеялась царица. Фыркнула. – Под ручку… Ага… Вон, посмотри, – показала она пухлую руку, где на предплечье уже наливался синяк, – ухватил меня, как девку обозную, да потащил…
– Ань, да я… – заскулил Бобылев, готовый провалиться сквозь землю от стыда. – Да как же так… Ой, прости… Хошь, в ссылку меня за то отправь аль на плаху.
– Ой, дурак-то ты у меня какой! – взъерошила царица волосы своему гвардейцу. Поцеловав в лоб, сказала: – Да как не понимаешь, дурень мой любимый, что любо мне, когда ты меня так… Ведь точно щас знаю, что у тебя никого не было. Вон, изголодался… Точно, дурень ты у меня… Еще и прощенья просит.
Андрей, не зная, что ответить, только выразительно вздохнул. Молчать иной раз куда полезнее.
– Не знаю, что мне с тобой и делать. Непутевый ты.
– Точно, – не стал спорить Бобылев.
– Надобно подумать, как свадьбу твою сделать, – загорелась вдруг Анна. – Генералом тебя пожалую, ордена дам… Во… а окромя вашей свадьбы можно еще и свадьбу шутов затеять, как дядюшка-государь на моей. Смеху-то будет!
Бобылеву хотелось спать, но перебивать царственную любовницу было не след. Сказал осторожно:
– Ладно, о свадьбе потом, после коронации.
– Точно, – хлопнула Анна себя по лбу. – Коронация… Слышь, Андрюшенька, а в каком мне платье короноваться? В парчовом или атласном? Я ить еще и материю не выбрала. А ее расшивать придется. Жемчуга с полпуда уйдет.
– А ты два платья пошей, – посоветовал Бобылев, чтобы что-то сказать.
– Два? А где же я в храме платья-то менять стану? Или одно парадно на коронацию, а второе – потом, когда из храма во дворец приду! Умница ты у меня…
– Н-ну… – промычал Андрей, борясь со сном.
– Ты еще вот что скажи – чего бы мне такое для подданных моих сделать? Может, вина да калачей во всех городах за счет казны раздать?
– Не потянет казна-то, – изрек Андрей, представив, сколько мужиков сгорят в одночасье от дармового вина. Подумав, сказал: – Ты для солдата лучше срок службы убавь.
– Срок службы? – не поняла Анна. – Так вроде бы нету сроков-то.
– Вот-вот, – кивнул полковник гвардии. – Служат и солдаты, и генералы пожизненно. Ему уж сто лет в обед, а он все служит.
– И точно… Это что ж получается… – протянула царица. – Солдатику уже и помирать пора, а казна на него деньги тратит.
– Ну, совсем-то от стариков отказываться не надо, – спохватился Бобылев. – От старых солдат польза большая. Ежели кто захочет – пущай остается. А так, ну отслужит, скажем, нижний чин лет двадцать… Не, двадцать мало. За пять лет его тока-тока солдатом сделают, еще лет двадцать служить. Ну, пусть двадцать пять. А как отслужит он двадцать пять, думно будет – пущай домой идет.
– А дома-то кому он нужен? – спросила Анна, проявив здравомыслие. – На службу парнем забрили, а вернется стариком. Родители померли, девки, с которыми гулял, бабками стали. Ни кола ни двора. Хотя… Сколько там лет-то ему будет? Лет сорок пять? Так сорок пять, коли руки-ноги на месте, мужик как мужик. Еще и бабу себе найдет, и деток наделать успеет.
– Так давать ему с собой рубля три, на обзаведение. Только следить надобно, чтобы командиры не разворовали.
– Ну, Андрюша, ну, молодец! – опять начала захваливать государыня своего любовника. – И дело присоветовал, и казна будет целее.
Полковник решил идти дальше:
– И дворянству надобно леготу дать. Пусть он служит… ну, лет тридцать пять, а потом домой. А не то – вон, хорошо, что наша усадьба под Москвой. А у тех дворян, что подальше, поля бурьяном заросли, управляющие воруют, а крестьяне обленились.
– А почему солдату двадцать пять, а дворянину – тридцать пять? – удивилась Анна. – Чем ить природный дворянин хуже подлого сословия?
– Так все просто, – объяснил Андрей. – Петр Великий велел, чтобы все офицеры вначале в солдатах служили. Ну а нашему брату, дворянину, неможно ж солдатскую лямку тянуть. Вот и придумали отроков своих во младенчестве в гвардию записывать. Пока с мамками-няньками, так уже и выслуга идет. Годам к шестнадцати он на службу придет, а считается, что десять лет отслужил. Десять да приплюсуем сюда двадцать пять лет – вот оно то самое и выйдет. А коли по статской службе дворянин служит, так и тем паче – пусть себе тридцать пять лет пыхтит. Все одно на статской-то те, у кого имений нет.
– Хитро, – покачала головой Анна. – А я чего-то о том раньше-то и не думала. – Твердо сказала: – Велю Остерману, пущай манифест готовит о леготе. – Обернувшись к Андрею, спросила: – Ну а ты почему у меня ничего не просишь?
– А что я должен просить? – удивился Андрей. – Ты же и так меня полковником гвардии сделала, полком поставила командовать. Денег хватает. Да и… почему я должен просить?
– Да как-то неладно получается. Все, кому не лень, у меня что-то просят. Один ты молчишь. А ведь ты у меня – самый ближний человек. Неужели ничего не хочешь?
– Ну, хочу, конечно, – признался-таки Бобылев. – Орден хочу. Андрея Первозванного или Александра Невского. А лучше – и то и другое сразу. Э, погоди-погоди, – заторопился он, видя, что Анна хочет что-то сказать. – Я их за службу хочу получить, а не за любовь.
– Тык любовь-то моя ничего не стоит? – обиделась царица. – А я-то дура, ему что-нить приятное хотела сделать. Неужто царица не может?
– Эх ты, Аннушка, – снисходительно сказал Андрей. – Любовь-то твоя, она сама по себе для меня клад. И ты у меня сокровище. Лучше всяких чинов да званий! Кем я буду, если главное сокровище на деньги да побрякушки стану разменивать? Вон, покойная императрица аманату своему Лёвенвольду камергера пожаловала, графом сделала, орденами увешала. Ты его в гофмаршалы возвела. А он как был дурак, так и остался дураком…
– Тык красивый дурак-то, – причмокнула Анна языком. Посмотрев на возмущенного Бобылева, зашлась в хохоте. – Ой, Андрюшка, да ты ревнуешь? Полно, глупый.
– А у тебя с ним ничего не было? – хмуро поинтересовался Андрей.
– Ой, не могу… – царица приподнялась, звонко чмокнула фаворита в щечку. – Люблю ж я тебя. Я Рейнгольда Густава в чин возвела, потому что он мне услугу великую оказал. Он же ко мне в Митаву первый приехал, чтобы о Кондициях рассказать. Он же и присоветовал – мол, соглашайся, а там видно будет. А деньгами сколько раз выручал?
– Н-ну, тогда ладно, – слегка успокоился гвардеец.
Откинувшись на спину, Андрей решил-таки заснуть. Но императрица опять начала приставать с вопросами.