Его рассказ прервал крик впередсмотрящего, который сидел в «вороньем гнезде» на фок-мачте:
– Человек за бортом!
– Это что-то новое, – с удивлением сказал Антониу де Фаро и поторопился на полубак, где уже начали собираться матросы.
Вслед за ним пошел и Фернан де Алмейда.
Картина, которая открылась его взору, потрясала воображение, в общем-то, сухопутного человека, коим являлся де Алмейда до того, как его нанял граф в качестве командира отряда солдат-наемников, без которых в плавание по южным морям не отправлялся ни один португальский корабль. Среди высоких волн, по-прежнему отплясывающих дьявольский танец, виднелась широкая доска, на которой лежал человек. Доску болтало туда-сюда, но человек удивительным образом держался на ней, будто был приклеен. Лишь когда галеон подошел ближе, оказалось, что он привязан к своему плавательному средству, явно обломку какого-то судна.
– Вот такой иногда бывает судьба моряка, – философски заметил капитан «Мадре Деуш». – Не хотят принимать его морские глубины. М-да… – Он набожно перекрестился и с чувством сказал: – Пусть Господь упокоит его душу…
Его примеру последовали и матросы. Только Фернан де Алмейда по-прежнему напрягал свое чрезвычайно острое зрение, всматриваясь в потерпевшего кораблекрушение. Ему показалось, что он шевельнулся. Однако спустя какое-то время Фернан де Алмейда решил, что ему показалось. Но тут человек на доске с усилием поднял голову и посмотрел на галеон. Живой!
– Он жив! – вскричал де Алмейда. – Нужно поднять его на борт!
– Кажись, это китаец, – недовольно сказал Антониу де Фаро, который тоже более-менее детально рассмотрел человека на доске. – Чтобы он очутился на борту, нужно лечь в дрейф, а затем спустить шлюпку. Но я этого не позволю!
– Почему?!
– Потому что на море чересчур сильное волнение. Шлюпка может опрокинуться, и мои люди пойдут на корм рыбам из-за желтолицего язычника. Нет, для меня столь большой риск неприемлем.
– Сеньор капитан! Не нужно спускать шлюпку. Я прошу лишь об одном: постарайтесь подойти к этому человеку как можно ближе правым или левым бортом. И мне нужен канат подлинней.
– Что вы задумали?
– Я просто выну его из воды. Подсеку, как рыбу.
У капитана от удивления глаза полезли на лоб.
– И вы готовы рискнуть из-за какого-то язычника?! – спросил он изумленно.
– Он человек, и не факт, что язычник. Нам это неизвестно. Господь наш учил спасать не только души заблудших, но и их тела, а в морской пустыне – тем более.
Последнюю фразу де Алмейда сказал больше для матросов и солдат-наемников, которые напряженно вслушивались в его диалог с капитаном. И нужно сказать, что решение Антониу де Фаро оставить потерпевшего кораблекрушение на произвол судьбы они приняли с недовольством. Некоторые даже начали ворчать. Немало натерпевшись от штормов, каждый из них живо представил себя на месте этого несчастного. Каково было бы ему увидеть корму удаляющегося галеона в тот момент, когда в душе загорелась искра надежды на близкое спасение…
Капитан бросил быстрый взгляд в их сторону, понял состояние матросов, ругнулся и громко приказал:
– Все к парусам! Поворот оверштаг! – А когда матросы разбежались по своим местам, он беззлобно сказал, обращаясь к фидалго:
– Дьявол бы вас побрал! Сколько хлопот на ровном месте. Что ж, сеньор, ваша взяла. Желаю удачи.
Фернан де Алмейда кивком головы поблагодарил его и начал готовиться к своему опасному трюку. Он разделся до исподнего, один из матросов обмотал его канатом, как паук своими нитями кузнечика, угодившего в его паутину, и ему осталось лишь ожидать, когда галеон окажется в нужном месте.
Большего всего де Алмейду опасался, что его может затащить под днище корабля. Значит, надо точно выбрать момент прыжка в воду. Плавать он умел превосходно. К тому же в детстве Фернан часто прыгал со скал. Он родился в селении, расположенном на высоком берегу реки Мондегу, которая брала начало в горах Серра-да-Эштрела. Среди сельских юнцов высшим шиком считалось броситься в бурные волны реки, минуя в полете острые отроги скал, переплыть реку и немедленно вернуться обратно.
Это было нелегкое и опасное испытание. Ледяная вода в Мондегу схватывала тело клещами, а чтобы прыжок получился удачным, нужно было прыгать с разбега и какое-то время лететь ласточкой над полого опускающейся к реке скалой, иначе существовала вполне определенная вероятность оказаться не в воде, а на острых каменных выступах, что иногда и случалось. Это заканчивалось гибелью мальчика, взрослые запрещали своим детям искушать судьбу таким опасным развлечением, но их все равно тянуло на берег Мондегу, как магнитом. Прыжок в реку со скал был последним «подвигом», после которого старшие ребята принимали подростка в свой круг.
Волны приняли фидалго с какой-то странной готовностью, будто давно его ждали. И сразу же начали приятно качать, словно это было не море, а детская колыбель. Вода оказалась вполне терпимой, даже приятной, и куда теплей, нежели в Мондегу, но де Алмейде было не до сравнений. Несколько сильных взмахов – и он оказался рядом с потерпевшим кораблекрушение. Тот находился в забытьи.
Нежданной находкой оказался молодой парень явно азиатской наружности, но точно не индус. Его кожа была гораздо светлее и не желтой, как у китайцев; бедолага казался сильно загорелым. Чтобы не свалиться с обломка доски, азиат привязался к нему поясом и каким-то чудом сохранял равновесие, ведь он запросто мог оказаться под своим импровизированным плавательным средством и тогда просто захлебнулся бы. В его правой руке был крепко зажат меч в ножнах. Почему он так вцепился в него, можно было только гадать. Наверное, меч для потерпевшего кораблекрушение был очень дорог. Это фидалго, сам солдат до мозга костей, понимал.
Фернан де Алмейда острым кинжалом мигом перерезал пояс (он оказался очень длинным), им же крепко привязал к себе азиата и крикнул:
– Тяните! Да побыстрее!
Дальше началось то, чего фидалго сильно опасался. Ему уже доводилось слышать от матросов о каре за серьезный проступок, которая называлась килеванием. Провинившегося матроса привязывали к канату, пропущенному через оба нок-рея, и протаскивали с одного борта на другой под днищем судна. Можно только представить, как тяжело приходилось нарушителю под килем, когда острые ракушки, которыми обрастало днище, терзали его, трепещущего от страха и задыхающегося от недостатка воздуха. Де Алмейда боялся, что волны затащат его и азиата под галеон, который продолжал движение, и тогда ему придется испить полной чашей все страдания, которые выпадают на долю тех, кого наказали килеванием.
Но все обошлось как нельзя лучше. За его подъемом из воды следил сам капитан. Он очень уважал фидалго и как командира наемников, и как приятного собеседника, что в длительном плавании очень ценно. Матросы, понукаемые Антониу де Фаро, старались изо всех сил. Де Алмейда взлетел над водой, как большая рыбина, которую подсек искусный рыболов. При этом он больно стукнулся о борт. Оказавшись на палубе, Фернан сначала потеребил, а затем похлопал спасенного по щекам, чтобы привести его в чувство, но все оказалось тщетно.
