Гоэмона носило по морю несколько дней. Он потерял им счет, да и не вел его. Непонятно, что еще, кроме надежды выжить, держало юношу на обломке джонки. Он не боялся смерти; для ниндзя она так же естественна, как и сама жизнь. Смерть – это всего лишь переход в другое состояние. И потом, чтобы облегчить и ускорить встречу с иным миром, он мог воспользоваться своим ниндзя-то, за который держался мертвой хваткой даже тогда, когда джонка развалилась, и его накрыли бушующие волны.
Все его последующие действия были неосознанными, чисто механическими. Он сумел найти подходящий обломок и привязался к нему своим поясом, совершенно не представляя, что будет с ним дальше и зачем он это делает. Человек в его положении – уже не жилец. Это Гоэмон понимал хорошо даже в состоянии стресса. Какое чудо может его спасти? Сезон для мореплавателей фактически закончился, суда стоят в порту, а на доске далеко не уплывешь. Тем более, что он вообще не представлял, куда несут его ветры и течение. Островов в южных морях хватало, но шанс, что волны принесут его к одному из них, у Гоэмона был совершенно мизерный. Возможно, так оно и случится в конечном итоге спустя недели или даже месяцы, но к доске будет привязано уже его безжизненное тело.
Тем не менее внутри у него теплился огонек надежды. И когда он увидел огромный корабль, а затем бородатое лицо идзина, то почувствовал даже не радость, а огромное облегчение, что не сдался на милость стихии. В этот момент ему на ум пришла пословица: «Не страшно отступать, страшно не продолжать борьбу». Он боролся и победил!
Но его спасение, конечно же, было чудом, к которому непосредственное отношение имел его спаситель, рискнувший спуститься на канате в бушующее море ради какого-то неизвестного азиата. Гоэмон был преисполнен благодарности к храброму идзину. Его клятва верности португальцу была совершенно искренна. У него даже в мыслях не было обмануть идзина, хотя для ниндзя обман всегда считался всего лишь одним из видов тайного оружия. Каноны ниндзюцу предполагали нерушимость обетов только между членами своего клана.
Тем временем небо снова затянули тучи, и подул сильный ветер. Приближался очередной шторм.
Глава 11
Турецкие пираты
Как зачарованный, Гоэмон бродил вслед за своим господином, которого звали Фернан, по большому рынку Малакки. Он даже не мог предположить, что в мире есть столько прекрасных вещей! Рынок Нисики в Киото не шел с ним ни в какое сравнение. Шелковые, шерстяные и бумажные ткани всевозможных расцветок, слоновая кость и поделки из нее, фарфор, превосходное заморское стекло и зеркала, изделия, расписанные искусными мастерами и покрытые лаком, резные фигурки божеств из ценных пород деревьев, чеканные кувшины и кубки, красивые бусы и ожерелья, браслеты, жемчуг, сердолик, рубины, янтарь, кораллы, среди которых почетное место занимали самые дорогие и редкие – черные огромные морские раковины, розовая вода, благовония, чай, мускатный орех, перец, гвоздика, рис, острые малайские крисы – кинжалы с пламевидными клинками, которые вызывали жгучий интерес у Гоэмона, не говоря уже о прочем холодном оружии, представленном оружейниками в потрясающем разнообразии и изобилии. А некоторые товары вообще представляли для него загадку.
Гоэмон глазел – и поражался. И не только тому, что лежало на прилавках, лотках и в многочисленных лавках. На рынке было чересчур многолюдно по сравнению с Нихон, пережившей кровопролитную Столетнюю войну, которая не закончилась и до сих пор. Народу было много, и все в таких пестрых одеждах, что у молодого ниндзя в глазах рябило. Казалось, что боги опрокинули на рынок Малакки огромную корзину с цветочными лепестками.
Что касается его нового одеяния, то оно, во-первых, было ношеное, во-вторых, не по размеру, а в-третьих, представляло собой костюм индуса, любезно подаренный ему Мукешем, толмачом капитана Антониу де Фаро: длинная куртка, узкие штаны в обтяжку и дурацкий тюрбан с пером, который почему-то никак не хотел держаться на голове. Обычно индусы не подпоясывали куртку, но Гоэмон нашел кусок тонкой бечевки и соорудил из него пояс – для того чтобы пристроить свой ниндзя-то.
Цвет одежды Гоэмона больше напоминал покойницкий саван – желтовато-серый, но выбирать не приходилось, и он смиренно вышагивал за Фернаном де Алмейдой, мысленно благодаря господина, что тот хотя бы не заставил его таскать тяжести. Для этого вслед за ними топали два носильщика-малайца с большими корзинами, нагруженными специями, – фидалго делал последние покупки перед тем, как отправиться на родину, благо капитан выплатил ему оставшуюся половину жалованья. Гоэмон мнил себя телохранителем Фернана де Алмейды, но фидалго, скорее всего, просто жалел его, считая полным доходягой, хотя ниндзя быстро вернул свои физические кондиции, только вес пока не набрал.
После рынка Фернан де Алмейда отправился на корабль, чтобы отнести покупки, а Гоэмону дал несколько мелких монет и сказал, что тот может гулять до вечера. Объяснялись они больше жестами, но молодой синоби успешно делал вид, что быстро учится новому языку, и уже начал понимать некоторые слова и фразы, поэтому он все «понял», и они расстались.
Правда, у Гоэмона возникло подозрение, уж не хочет ли господин, чтобы его новоиспеченный слуга сбежал. Видимо, он не показался фидалго, потому как предстал перед ним, когда переодевался в одежду Мукеша, в виде скелета, перевитого мышцами и жилами. Наверное, де Алмейда решил, что дешевле избавиться от нового слуги, нежели откармливать. А еще фидалго несколько смущал взгляд спасенного; он был холодный, неподвижный и острый, как сталь его меча, и в нем не просматривалось обычной для слуг покорности господину.
Но Гоэмон даже не думал о том, чтобы нарушить свою клятву. Ему предстояла поездка на родину господина, а где лучше всего разузнать все тайны идзинов, как не в их логове? Скорее всего, Комэ де Торреса поглотила пучина, значит, у Гоэмона перед преподобным уже нет никаких обязательств. Но остался приказ дзёнина – внедриться к идзинам и узнать их замыслы по отношению к Нихон. И его он обязан выполнить любой ценой.
Запахи сандалового дерева и пальмового масла, пряностей и камфары, несмолкающий шум на узких улицах Малакки, дым многочисленных жаровен, на которых готовились неизвестные Гоэмону блюда, поразили его тонкое обоняние, которое уже восстановилось после длительного скитания по волнам, и острый слух. Но была там и рыба, и юный синоби с удовольствием перекусил, сидя в тени под тростниковым навесом. Вместо тарелки у него был пальмовый лист, но это его не смущало. Зато рыба, политая острым соусом, имела превосходный аромат и вкус.
Дальнейшие блуждания Гоэмона по Малакке были данью любознательности. На его пути встречались люди разных национальностей: европейцы, арабы, китайцы, малайцы, индусы и многие другие народности, о существовании которых он не имел понятия. Буддистский храм соседствовал с мечетью, а на высоком холме, господствующем над городом, стояла церковь Девы Марии. Там Гоэмону уже приходилось бывать – Фернан де Алмейда по прибытии в порт молился в церкви и просил Деву Марию поспособствовать счастливому возвращению на родину.
А причина замолвить слово перед святой и впрямь оказалась очень веской – как узнал Гоэмон из разговоров матросов и офицеров, в океане рыскали английские и голландские пираты, поджидавшие суда с восточными пряностями, ценившимися на вес золота. И эти морские разбойники были куда опасней вако. Несмотря на грозный вид галеона, вооружение у него было слабоватое для серьезных морских сражений, ведь он больше был купеческим судном, а не военным кораблем. Суда англичан и голландцев строились меньших размеров, но они имели много дальнобойных орудий и нападали на португальские галеоны скопом, поэтому отбиться от них было тяжело.
