– Ты это сделал, – сказала она, подумав о награде, лежащей в ее комнате. Он получил ее за заслуги перед страной, но вот почему он ее выбросил?
Он вздохнул, и его плечи слегка расслабились.
– Ты так считаешь, правда? Все, что я сделал за свою военную карьеру, помогло бы мне добиться еще большего успеха, если бы я пошел по пути, выбранному для меня моим отцом.
– Я думаю, что на политическом поприще тоже можно сделать много полезных вещей, Зак. Политики ведь тоже служат интересам страны, ты так не считаешь?
Он посмотрел на нее:
– Разумеется, ты права. И все же…
– Это не тот путь, по которому ты хочешь следовать, – закончила за него Лиа.
Он положил на сковороду кусочек масла и поставил ее на плиту.
– Не тот.
– В таком случае чего ты хочешь?
– Я хочу летать, – ответил он после долгой паузы, – но, поскольку я больше не могу это делать, не имеет значения, чего я хочу.
Масло зашипело, и он вылил смесь для омлета на сковороду.
– Определенно должно быть что-то еще, – предположила Лиа.
Его взгляд стал пронзительным.
– Я хочу помогать людям, возвращающимся с войны. Нелегко адаптироваться к мирной жизни после того, как ты прошел через ад.
Лиа тяжело сглотнула. Было ясно, что он говорит, исходя из собственного опыта.
– Именно поэтому ты и выступаешь с речами на всех этих мероприятиях.
– Да.
И в то же время он чувствовал себя не в своей тарелке, когда находился в центре всеобщего внимания. Вчера она все видела собственными глазами. Да, он был убедителен в своих речах, но всякий раз испытывал внутренний дискомфорт.
– Уверена, твои выступления приносят пользу.
Он пожал плечами:
– Они привлекают неравнодушных людей, которые спонсируют программы по адаптации ветеранов. Кроме того, они информируют общественность о наличии проблемы.
Зак посыпал омлет тертым сыром, через некоторое время переложил все на тарелку и отнес ее на кухонную стойку.
– Ты идешь, Лиа? Завтрак готов.
Разве она могла отказаться? Глубоко тронутая тем, что он приготовил для нее омлет и поделился с ней личной информацией, она подошла к стойке и села на стул. Зак принес ей вилку и салфетку, налил ей стакан сока, после чего сел напротив нее и, подперев рукой подбородок, стал наблюдать за тем, как она ест.
Омлет был вкусным, но под пристальным взглядом Зака ей было трудно его есть. Она чувствовала, как кровь приливает к ее лицу.
– Перестань на меня пялиться, – не выдержала она наконец.
– Я хочу убедиться, что ты съешь все.
– Я не смогу, если ты не перестанешь на меня смотреть.
Зак вздохнул.
– Ладно. – Выпрямившись, он повернулся к окну. – Теперь лучше?
– Да. Grazie.
Хотя Лиа была не очень голодна, выбросить такой хороший омлет было бы преступлением, поэтому она послушно съела большую его часть.
– Спасибо, Зак, – сказала она, сделав глоток сока. – Было очень вкусно.
– Омлет сложно испортить, – ответил он, – но я рад, что тебе понравилось.
– Я могла бы испортить омлет.
Повернувшись, он посмотрел на нее:
– Ты не умеешь готовить?
Она пожала плечами:
– Почти нет. Бабушка пыталась меня научить, но я оказалась безнадежной ученицей. Омлет у меня либо подгорал, либо получался непрожаренным. В конце концов я решила оставить эти жалкие попытки и больше не соваться на кухню.
– Как долго ты жила с бабушкой и дедушкой?
– С раннего детства, – ответила она, чувствуя, как к боли за него присоединяется ее собственная застарелая боль. – Моя мать умерла, когда я была маленькой, и отец отправил меня к дедушке и бабушке. Там я и выросла.
– Мне жаль. Должно быть, потерять мать очень тяжело.
Лиа пожала плечами:
– Я ее не помню, но знаю, что она была очень красивой женщиной. Влюбившись в очаровательного сицилийца, она пожертвовала успешной карьерой, чтобы быть с ним. Эта жертва была напрасной. Вскоре после ее смерти мой отец женился повторно.
Он задумчиво смотрел на нее, очевидно пытаясь понять, почему отец не забрал ее к себе, почему оставил ее у дедушки и бабушки. Она часто задавала себе эти вопросы до тех пор, пока не стала достаточно взрослой, чтобы понять, что она не была нужна своему отцу и его новой жене.
Дальнейший рассказ полился сам собой.
– Мой отец делал вид, будто новая семья была единственной, которую он когда-либо имел. Я была ему не нужна. Он никогда мне не звонил, не присылал подарков. Те несколько раз, что мы виделись, он меня игнорировал, словно я была для него абсолютно чужой.
Зак накрыл ее руку своей большой теплой ладонью.
– Лиа. Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.
Она фыркнула:
– Теперь ты понимаешь, почему я сочла нужным рассказать тебе о ребенке. У меня не было отца, а я хотела его иметь.
– Да, – мягко произнес Зак. – Я тебя понимаю.
Из ее глаза выкатилась слезинка. Она отвернулась, чтобы Зак ее не увидел. Но Зак успел заметить. Он положил кончики пальцев ей на подбородок и повернул ее голову. Она зажмурилась, надеясь, что это поможет ей сдержать слезы. Она не хотела показаться ему слабой и сентиментальной, но детские воспоминания всегда вызывали у нее чувство го речи. За первой слезинкой последовала вторая, третья…
Зак вытер их. Она была ему благодарна за то, что он молчал.
– Прости, – сказала она через минуту, ковыряясь вилкой в остатках омлета. – Я не знаю почему…
К горлу подкатил огромный комок, и она тяжело сглотнула.
Зак подошел к ней и прижал ее к себе. Она зарылась лицом в его футболку и обхватила его. Он запустил одну руку ей в волосы, а другой начал поглаживать ее по спине.
– Все нормально, Лиа. Иногда нужно выговориться.
Лиа долго оставалась в его объятиях, но в конце концов отстранилась.
– Я не плакала из-за этого уже много лет, – сказала она, не глядя на него. – Уверена, всему виной гормоны.
– Несомненно.
Она провела ладонями по мокрым щекам, затем вытерла их о легинсы.
– Все. Это больше не повторится.
Зак поднял бровь:
– Интересно, способны мы раз и навсегда справиться с вещами, которые так глубоко нас задевают, или нам это только кажется?
Лиа шмыгнула носом:
– К несчастью, кажется. Мы не должны позволять нашему прошлому управлять нами, мешать двигаться дальше.
