Меня сообщения о молекулах не поразили, Лёшка, когда выпрашивал у родителей электронный микроскоп, поведал, что на земле ограниченное количество материи, и поэтому молекулы и атомы переходят из одного существа в другое. Но как-то я об этом раньше не задумывался. Вроде бы знал, но не осознавал. «Получается, – думал я, пока Лёшка после лекции получал свой первый в жизни гонорар, – что во мне есть молекулы Рокфеллера. То есть, в принципе, я тоже его наследник. Все живые люди наследники тех, кто умер. Прошлое внутри нас. Мы несём прошлое в будущее. Со скоростью один час в час».
Лёхе заплатили тысячу рублей и пригласили приходить завтра.
– У тебя есть что ещё рассказывать? – поинтересовался я.
– Ага, – кивнул гений. – Я ещё читал «Что мы вообще знаем?», «Мама Му на дереве» и «Кто накакал кротику на голову», но последняя на немецком языке.
Если с темой мы определились быстро, то говорить родителям о Лёхиной просветительской деятельности или нет – не знали.
– Ладно, будь что будет, – мы купили по мороженке и махнули кататься на лошадях. На честно заработанные деньги. Вообще-то, есть смысл иметь такого младшего брата, как Лёха.
– Дим, а правда, суслики красивые? Почти как твои лошади, да? – спросил Лёха. – Может, я посижу, на суслика посмотрю…
Лёха опасается животных размером больше нашего Очкарика. Но мне хочется, чтобы он хотя бы погладил лошадь. Нужно просто потрогать лошадь, чтобы понять… Не знаю, что понять. Я сначала тоже не мог переварить: как это, сесть верхом на живое существо. А потом родился Лёха, стал на мне кататься, и мне было радостно, когда он обнимал меня за шею. Я казался себе очень сильным, и мне хотелось Лёху защищать, хотя иногда он может достать. А вот лошадь никогда не надоест. Может, потому что они больше слушают и мало говорят. Когда я пришёл в «Подкову» и обнял за шею лошадь, мне показалось, что ей тоже радостно. Я не видел никого красивее лошадей. Мне кажется, что не человек приручил коня, а наоборот.
Увы, ни башкир, ни казаков со своими конями на поляне не было.
– Они в погоню ушли, – объяснил нам сосед по туристскому стойбищу. – Мужик какой-то у них лошадь угнал. Вроде на цыгана похож.
Что за день такой?
– Ладно, – сказал я брату, скрипнув зубами, – пошли тогда на твоего суслика смотреть, а потом сразу купаться.
Синяя записная книжка. Дина об экскурсиях и кувшинках
С экскурсиями получилось так: с утра Димон с Лёшей – в музей древних производств, мы с папой – на городище. Потом меняемся. По – другому мест уже не оставалось.
Городище – это место, где стоял город Аркаим. Там совсем ничего нет. Только холмики на местах стен. Археологи раскопали полгорода, а потом опять закопали. Потому что строили его из дерева, глины, песка и соломы. И если не закапывать, то он быстро разрушится. А вторую половину даже раскапывать не стали. Считается, что это дело нужно оставить потомкам. Потомки, может, изобретут какой-нибудь новый способ раскопок, когда можно будет больше узнать, чем сейчас. Но археологи шутят: если только электронную лопату могут изобрести. Мужики с пивом психанули, что их два с половиной километра вели по жаре, а тут ничего нет, повернулись и обратно пошли. Дедок из какого-то московского института (по очкам определила… шутка, у него бейджик был. Он на конференцию приехал) не ушёл, но тоже ворчал: ну что за масштабы, это же даже не город, это же так, круги на земле. Хотят просто денег выбить из государства. А что здесь охранять? Что здесь оберегать? Землю, что ли?
Ныл он возле папы, пытаясь сделать из него единомышленника. Папа, хотя и был после вчерашней глубокой очистительной процедуры, выглядел молодцом. И папа удивился, что кто-то, кроме него, всем в этой жизни недоволен, и повёл себя нестандартно, а может, и напротив, в связи с кризисом, так болезненно среагировал на слова «деньги» и «государство»:
– А вы, простите, Землю оберегать не согласны, значит? – спросил он.
– Когда многие научные институты страдают от сокращения бюджета, это совсем не целесообразное вложение, – объяснил ситуацию учёный.
– Вас, значит, оберегать, а Землю нет? – отчего-то завёлся папа.
Учёный отошёл от папы подальше. К даме с длинными светлыми волосами, которая выглядела более миролюбиво.
Мне было интересно. Экскурсовод и археолог Наташа, поджаренная за несколько дней работы в степи до ярко – красного цвета, рассказывала так красочно, словно сама жила пять тысяч лет назад в этом протогороде – зародыше города, как она назвала Аркаим. Я не буду всё это записывать, потому что папа купил толстую книжку: там наверняка это есть. Ни про какое волшебство она не говорила. Когда кто-то спросил, откуда на горах лабиринты из камней, ответила, что это выложили туристы. Вернее, сначала дети археологов, которых приходилось с собой брать, каникулы ведь, наложили маленьких камушков. А потом приехали «посвящённые», решили, что это древний лабиринт, достроили большими камнями и детям запретили там играть. Так из детских игрушек вырастают взрослые игры.
– Развели тут сектантов! – опять высказал свое мнение столичный гость. – На сопке сегодня утром женщины бегали голые!
– Это же прекрасно! – улыбнулась ему белокурая соседка. – Моя знакомая забеременеть не могла много лет. А съездила в прошлом году сюда и родила. Вы бы лучше не ругались, а изучили это явление и внедрили в медицинскую практику. Смотришь, и демографический вопрос не стоял бы так остро. Это я вам как мать пятерых детей говорю.
Туристы поддержали женщину. А учёного не поддержали. Наташа сохраняла нейтралитет.
– У самого, наверное, жены нет, детей нет, вот и не нравится ему, что люди голыми ходят.
– Не нравится – не смотри!
– Да, что подглядывал-то? – Землю он не желает сохранять!
– Аркаим ему наш маловат! А ты сам-то что для планеты сделал, а? – Повернулся папа к учёному. – Ты думал, человека в Москве изобрели, а здесь медведи по улицам ходят? А здесь, нате вам, сложнейшее поселение эпохи бронзы! Как фамилия?
Дедок не стал ждать, когда дело дойдет до его фамилии и, крикнув, что будет бороться, рысью побежал к домикам.
– Много здесь таких… – сказала Наташа, – недовольных, что этот город нашли. Они страшнее всех голых вместе взятых.
– Потому что все голые здесь – с любовью. Археологи и голые к этому месту с любовью, а он – с завистью, – объяснила блондинка-мать пятерых детей. – Бороться – это неправильно. Это Дарвин придумал борьбу за выживание. А природа придумала гармонию. Это я вам как биолог говорю. Утро и вечер одинаково прекрасны.
– Вы только ленты к веточкам не привязывайте, – прощаясь с группой, попросила Наташа. – Берёзы сохнут от этого. Задушили их совсем. У нас недалеко от музея «Природы и человека» есть руки. Это как раз для ленточек.
