– Пока мне все понятно, – благосклонно кивнул Помятый.
– Это не надолго, – вполголоса напророчил Лазарчук. – Давайте от мелких предметов вернемся к крупным телам. Упоминались ДВА трупа. Положим, первый – тот курьер, а кто второй?
– Вот сейчас вам опять все станет понятно, – пообещала я Помятому и подбодрила его улыбкой, а вредину Лазарчука наградила укоризненным взглядом. – Следите за моими рассуждениями. Не знаю, из какого российского города прилетел мужичок-с-ноготок, но точно не из Краснодара…
– Скажем, из Нижнебобрянска, – добродушно подсказала Ирка, и кто-то нервно закашлялся.
– Я не знаю такого города – Нижнебобрянск, – нахмурился Помятый.
– Никто не знает, – успокоила его я. – Это такой условный город. Некий населенный пункт в России. Достаточно крупный, чтобы располагать аэропортом.
– С населением примерно в миллион нижнебобрянцев, – опять влезла Ирка.
Я потрясла головой, выбрасывая из нее сноровисто нарисованный воображением портрет типичного нижнебобрянца (низкорослого рыжего типа с зубами грызуна и в бобровой шубе), и повысила голос, чтобы заглушить возможные комментарии подружки:
– Преступник ожидал, что его депортируют туда же, откуда он прилетел.
– То есть в Нижнебобрянск, – согласно кивнул Помятый, не отводя от меня напряженного взгляда.
Я занервничала.
– А вышло так, что депортировали не его, а меня, и совсем в другой город!
– Не в Нижнебобрянск, – кивнул Помятый, продолжая неотрывно следить за моими рассуждениями.
– Да! В Краснодар! – Я задергалась. – И теперь преступнику, чтобы не потерять свой ценный тайный груз, тоже нужно было лететь со мной в Краснодар!
– А не в Нижнебобрянск, – добавил Лазарчук и тихо захихикал.
Я рассердилась:
– Да идите вы…
– В Нижнебобрянск! – шепнула Ирка одними губами и тут же вскинула руки вверх. – Все, все, я больше не буду! Рассказывай дальше, пожалуйста.
Я показательно терпеливо переждала минутку нездорового веселья и продолжила:
– Итак, преступнику, чтобы не потерять свой ценный груз, нужно было полететь в Краснодар одним рейсом со мной. И что же он сделал?
– Купил билет? – предположил Помятый.
Я помотала головой:
– Зачем ему было светить при покупке билета свой паспорт и оставлять след? Он снова поступил очень хитро. Высмотрел среди пассажиров, ожидающих посадки на нужный рейс, одинокого мужчину неприметной внешности, убил беднягу, усадил труп на унитаз в другой туалетной кабинке, забрал себе билет и документы убитого и с помощью нехитрого грима придал своей физиономии необходимое и достаточное сходство с лицом на фотографии в паспорте жертвы!
– Ух ты! – восхитилась Ирка. – То есть ух он!
– Да, изобретательно, – согласилась я. – Но преступнику не повезло: вылет задерживался и задерживался. Вероятность того, что трупы в кабинках будут обнаружены, становилась все больше. Наконец появилась уборщица – прямая угроза коварному плану преступника!
– И он ее тоже убил? – предположил Помятый. – И усадил в кабинке?
– Почти угадали. – Я улыбнулась ему ласково, как добрый учитель – туповатому, но старательному ученику. – Он усыпил ее и уложил на диванчик у туалетов, завалив спящую вещами и таким образом спрятав форму службы клининга. А на дверь туалета, где сидели убитые, повесил табличку «Идет уборка»!
– То есть двух мужиков он убил и одну женщину усыпил? – вслух подсчитал Лазарчук таким тоном, словно отметил дискриминацию по половому признаку.
– И еще какого-то третьего мужика вырубил, причем открыто, на наших глазах, – припомнила я.
– Это когда? – заволновалась Ирка, огорчившись при мысли, что она что-то пропустила. – Где я была?
– Там же, где и я – на стуле стояла, – успокоила я подружку. – Помнишь, в кафе случилась массовая свалка с мордобоем и больше всех пострадал какой-то тип в одеяле? Я ведь ясно видела, что его свалил наш преступник. Я еще удивилась: надо же, такой мелкий, а завалил парня крупнее себя!
– Погоди, так ведь это был…
Ирка не договорила, медленно-медленно повернула голову танковой башней и тяжелым взглядом уставилась на Юру.
– Ну да, – кивнула я, от души наслаждаясь моментом. – Позвольте представить – это наш преступник!
Юра, надо отдать ему должное, не заверещал протестующе, не подскочил на стуле, даже в лице не изменился.
– Как же ты догадалась, что это он? – спросила Ирка, обиженно надуваясь и краснея, как воздушный шар. – И когда ты об этом догадалась? Почему мне не сказала?
– Да не успела я тебе сказать, меня уже в самолете осенило, – объяснила я. – Понимаешь, до вылета так называемый Юра выглядел шатеном с зализанными волосами, но это была ненадежная маскировка на скорую руку: думаю, он просто намочил и пригладил свои русые вихры. А потом они высохли и стали намного светлее, и очки конспиратор в полете снял, а самое главное – пока спал, размазал родинку, которую нарисовал для пущего сходства с тем парнем, под видом которого вылетел в Краснодар! И тогда я узнала в нем давешнего мужичка-дурачка!
– Того самого, в ушанке и тулупе? – Ирка пытливо уставилась на Юру, явно примеряя на него незатейливый зимний наряд крепостного крестьянина.
– Ага! Я тоже вспомнила про тулуп, и тут меня снова осенило: я сообразила, что именно этот старорусский зипун использовала в качестве подушки спящая немецкая уборщица!
– Ну да, конечно, после этого уже нетрудно было восстановить всю картину преступления целиком, – снисходительно заметила Ирка, несколько обидев этим меня как Шерлока.
Сама-то она почему-то никаких таких картин не восстановила!
Я задавила в себе нескромный порыв к предосудительному хвастовству и призналась:
– У меня еще остались мелкие вопросы. Например, с какой целью лже-Юра завалил того верзилу в пледе?
– Просто для удовольствия? – предположил Лазарчук, которому всегда в радость вульгарно почесать кулаки.
Он постоянно ходит в боксерский клуб и дерется там с такими же некультурными питекантропами.
– Дура ты, – усмехнувшись, с притворным сожалением молвил вдруг тот, кого мы с Иркой уже привыкли называть Юрой. – Не уложи я этого верзилу, не улетела бы ты домой. Это же был полицейский, и он чертовски подозрительно к тебе присматривался!
– Ах, как я его понимаю! – в режиме «реплика в сторону» пробормотал ехидна Лазарчук.
– Не знаю, чем я могла вызвать повышенный интерес у полиции?! – с достоинством заметила я.
– Да, чем еще? – запальчиво поддержала меня подружка.
– Чем вообще! – с еще бо́льшим достоинством поправила ее я. – И кто бы говорил о полицейском интересе – настоящий преступник! Не хочешь ли чистосердечно рассказать о ценном грузе, из-за которого ты пошел на двойное убийство?
