Павлик открыл крышку на щитке управления, перевел и нажал кнопку от термосного аппарата. Сейчас же он почувствовал на губах прикосновение круглого и гладкого кончика трубки. Павлик с наслаждением сделал несколько глотков.
Ставя на место кнопку от термоса, Павлик вдруг застыл с открытым ртом. Какая непростительная глупость! Ведь он вызывал радиостанцию «Пионера», а между тем его собственный радиоаппарат настроен на волны зоолога, Сквореш-ни и Марата. Ведь он только с ними поддерживал разговор возле затонувшего испанского корабля! Как он это упустил из виду?! Как он мог это забыть и вызывать подлодку, не настроившись на волну ее радиостанции?
Трясущимися руками Павлик пошарил по щитку управления — раз… потом еще раз… Рычажка от радиоаппарата не было на месте. В необычайном волнении Павлик согнулся и попробовал рассмотреть все, что находится на щитке. Но свет, как будто достаточно яркий, оказался обманчивым: ничего нельзя было различить на расстоянии полуметра от щитка.
«Куда же все-таки делся рычажок? Неужели сломан и сорван с места? Как? Когда? Осьминог… Да, да, конечно… это он…»
Павлик медленно проводил металлическим пальцем по пустому месту между рычажком от винта и кнопкой осветительного фонаря. Вдруг сердце замерло. Стерженек, на котором держалась кнопка, был согнут, и кнопка прижата и щитку между позициями «вкл.» и «выкл.». Может быть, только поэтому и не горит фонарь? Павлик стал осторожно отгибать и выпрямлять кнопку. Потом с еще большей осторожностью начал переводить ее по вырезной щели на позицию «вкл.».
Луч яркого света ударил из фонаря на шлеме. И одновременно, как будто слившись с ним, из груди Павлика вырвался крик радости.
Кашалот, испугавшись света, бросился в сторону, но Павлик даже не заметил этого рывка. Он громко и радостно смеялся.
Какое счастье — свет! Какая радость — свет! Как легко и весело на душе! Но ведь это значит, что есть электричество! Есть энергия для винта! Для радио! Ура! Ура!
Павлик опять залился веселым, счастливым смехом, но внезапно замер, и лицо его сделалось серьезным и озабоченным.
«Радио, вероятно, не будет работать, потому что нет рычажка управления и настройки. Надо попробовать винт. А куда плыть, если он даже и будет работать?… Ну, об этом после. Сначала винт».
Павлик попытался перевести рычажок управления винтом по дужке на позицию «малый ход». Рычажок не тронулся с места.
Павлик нажал сильнее. Рычажок пошел гладко, без защелкивания и заскакивания в гнезда различных позиций. Сняв с пояса запасный фонарь, висевший на шнуре, Павлик нажал кнопку и направил его свет на щиток управления.
Присмотревшись, он увидел, что рычажок от радиоаппарата отведен далеко в сторону и задвинут под рычажок от винта, который поэтому высоко приподнят над дужкой с позициями, ходит свободно и не производит включений.
«Ах, проклятый осьминог! Вот что он наделал! И как он только умудрился?»
Через несколько минут осторожной, терпеливой работы оба рычажка били разъединены и поставлены на свои места.
Павлик хотел первым делом проверить работу радиоаппаратуры — и не мог. В решительную минуту полный страха и надежд, он боялся этого последнего испытания. Наконец с замирающим сердцем Павлик чуть тронул рычажок радиоаппарата и перевел его на волну «Пионера».
— Говорит «Пионер!» Павлик! Отвечай, Павлик!
Все закружилось перед глазами Павлика. Он хотел что-то сказать, крикнуть, но слезы хлынули из глаз, спазмы сжали горло и лишь хриплые, невнятные звуки вырывались из раскрытого рта.
— Отвечай, Павлик! Отвечай! Говорит «Пионер»!
— Это я! Это я, Павлик! Я здесь! Я здесь! Помогите!.. Помогите!..
Слезы текли по смеющемуся, радостному лицу, крики прерывались счастливым смехом:
— Я здесь, Виктор Абрамович! Я на кашалоте! Он несет меня куда-то! Где вы? Где вы? Помогите!
* * *
Подлодка вырвалась из темных глубин, волоча за собой короткий туманный быстро таявший шлейф. Она беззвучно и легко неслась, как, вероятно, несутся планеты в безвоздушном мировом пространстве.
В паническом испуге, напрягая всю свою чудовищную силу, почти судорожными скачками кашалот ринулся обратно в глубину.
Под шлемом послышался голос капитана.
— Павлик! Эта погоня может продолжаться неизвестно сколько. Надо убить кашалота. Ты сможешь это сделать?
У Павлика сжалось сердце. Он помолчал, не находя слов, потом ответил:
— Смогу, товарищ командир! Только мне жалко его.
— Ничего не поделаешь, Павлик, — сказал капитан. — Не стрелять же нам в него из ультразвуковой пушки.
Вмешался взволнованный голос Марата:
— Разрешите, товарищ командир. Разрешите сказать…
— Говорите, Марат, говорите.
— Действительно, очень жалко. Кашалот дважды спас Павлика — от осьминогов и от акул. Пусть живет, товарищ командир. А Павлику прикажите запустить винт на полный ход и вперед вдоль тела кашалота.
Павлик легко сорвется и уйдет от его хвоста.
Опять раздался голос капитана:
— Ты слышал, Павлик, предложение Марата?
— Слышал, товарищ командир. Это очень хорошо. Я сейчас так и сделаю…
Павлик открыл щиток управления и выдвинул наружу винт и рули. Потом нащупал рычажок от винта и резко передвинул его на крайнюю позицию слева — «десять десятых» — самый полный.
От неожиданного сильного толчка все потемнело и завертелось перед глазами Павлика. Потом он увидел стремительно уносившуюся в глубину огромную тень кашалота, а позади медленно надвигающуюся, как гора с массой правильных продольных морщин, подлодку.
С правого борта подлодки откинулась площадка, раздвинулись металлические двери. Перейдя на малый ход и изогнувшись дугой, как рыба, Павлик скользнул в широкое отверстие, ярко освещенное желтоватым светом электрических ламп.
Глава XIV
Бомбардировка глубин
В центральном посту вахтенный, лейтенант Кравцов, сидел перед щитом управления, задумчиво глядя на экран и его купол. В голубых сумерках экранного поля мелькали темные силуэты встречных рыб, головоногих, моллюсков самых разнообразных форм и размеров.
Подлодка шла на шести десятых хода; пятьдесят пять миль в час — средний крейсерский ход, при котором не перенапрягался материал взрывных дюз, не было надобности накаливать корпус и окружать его паровой оболочкой. Время от времени глаза лейтенанта пробегали по созвездиям маленьких зеленых лампочек, спокойно горевших на щите управления и на круглой стене центрального поста, успокоительно доносивших о ровной, ничем не нарушаемой работе всех механизмов и агрегатов подводного корабля.
