Простенькая молитва – это не прошение об исцелении и не
покаяние в грехах, зато всегда помогает.
Марк, наверное, уснул не сразу. Но тоже уснул, уронив голову
мне на живот. Когда я пошевелился, мальчишка проснулся. Вздрогнул, но больше ничем
пробуждения не выдал.
Молодец.
Нет, есть в нем правильность. Как над аристократами ни
смейся, сколько анекдотов ни трави: «Попали на необитаемый остров лорд, купец и
вор»… А все равно – посмотришь на дворянина и позавидуешь. Словно все его
предки высокородные за спиной стоят, подбородки гордо выпятив, руки на мечи
положив. Не подступись… такого даже убей – все равно победы не почувствуешь.
Видел я однажды атаку преторианского манипула. По молодой
дури завербовался в баскский легион, что против иберийцев под Баракальдо
выступил, выделения Басконии в отдельную провинцию требовал. Ох… дали же нам
жару. Угораздило меня оказаться именно на тех позициях, куда преторианцев и
послали. Понятно, все эти бароны да графы иберийские экипированы были – нам не
чета. Стальные доспехи, мечи, самострелы, у каждого третьего – пулевик
многозарядный. Да только не этим они нас взяли, совсем не этим. У нас тоже
оружие имелось приличное. А по флангам два наших лорда засели со
скорострельными пулевиками… как начали стрелять – свои в землю зарылись. Я
рядом был, видел, как его светлость лорд Хамон Слово произнес да из ниоткуда
пулевик вытащил. Личная охрана вокруг сомкнулась, мечи наголо, в глазах –
ярость. А Хамон пулевик установил, оруженосец зачем-то воду в ствол залил – и
началось. Грохот, будто все барабанщики легиона тут собрались и в припадке о
свои барабаны бьются.
Смяли. Семерых положил лорд Хамон, а уж сколько ранил – не
сосчитать. Только все равно дошли преторианцы до позиции, порубили охрану да в
спину лорда пику вонзили, пока он с замолчавшим пулевиком возился. Вот она –
дворянская стать!
Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, а
Слово сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук иберийцев-победителей
исчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл…
Я потрепал Марка по голове:
– Подымайся, мальчик. Хватит притворяться.
– Я не притворяюсь. – Марк отстранился.
– Достань огонек, – попросил я. Через миг мне в руку легла
зажигалка.
– Сколько времени? – спросил Марк.
– Часов нету. Ты уж извини, – хмыкнул я. Встал, побрел
сквозь темноту к стене, где был факел. – Может, у тебя есть? На Слове?
Марк сердито засопел.
– Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какой
толк от часов в Холоде?
– А почему бы и нет?
– Они же не идут там. В Холоде как положишь, так и
достанешь.
Вот оно как. Не знал. Значит, и пулевик лорда Хамона сейчас
там, в Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается…
Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.
– Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем
– и в путь-дорогу. Как нога?
Он пожал плечами. Оставив факел на стене, я подошел,
приподнял мальчишку.
– Обопрись на ногу. Осторожно.
Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.
– Вроде ничего… ой. Колет немного.
На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое
«немного».
– Сядь, – с досадой сказал я. – Штаны снимай.
Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снял
куртку, начал отдирать рукава.
– Возьмите…
Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом – знающий
Слово.
Два взмаха – и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долго
одежка служила. У хорошего портного шил – так, чтобы с виду дрянь дрянью, а на
деле и тепло было, и крепко.
– А зачем это?
Неужели и впрямь не понимает?
– Ногу тебе перетянуть.
– Можно было мою рубашку…
Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.
– Так лучше выйдет. Теперь потерпи.
Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку было
больно, но он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдоль
рукавами. Не слишком туго, но так, чтобы поддержать мышцы.
– Спасибо, – тихо поблагодарил Марк.
– На том свете сочтемся, – отрезал я. – Руки перевязать не
надо?
– Нет… спасибо, уже нормально…
Вот уж чего не люблю – когда благодарят. Словно привязывают
благодарностью – с одной стороны, приятно, а с другой – и дальше выхода не
будет, кроме как помогать.
– Штаны налезут?
Брюки у него были узкие, из плотной, крашенной индиго
парусины. Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распороть
штанину.
– Вот теперь ты нормальный оборванец, – решил я, поглядев на
Марка. – Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.
Марк испуганно посмотрел на меня.
– Не бойся, – сказал я. – Мне, в общем, плевать, каких ты
кровей.
– Почему вы… решили, что я высокородный?
– Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубая
кровь, фамильный дворец, все дела…
Он по-прежнему был напуган.
Я вздохнул и разъяснил:
– Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но не
более. Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь – как рубашка с
чужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер, гувернантка
по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает… Что, ошибаюсь?
Марк молчал.
– Ну и Слово… сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один
ответ – подарили.
– И что?
– Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино.
Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц
из Дома, хотя… А матушка небось попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает.
Нет у папаши наследника – вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится… вдруг
придется род наследовать.
Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.
– А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя
родила. И тут уж… стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался,
верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя… на рудники отправил.
Все лучше, чем помирать. Так?
– Не… не совсем…
