Дважды я просыпался – так, на миг, когда планёр начинал
кружить в поисках попутного ветра. Один раз заметил, что солнце в спину светит,
и схватил Хелен за плечо:
– Куда летишь, ведьма!
Она вздрогнула:
– Поток ищу! Успокойся, вор, на Острова нам уже не вернуться,
не тот ветер!
Марк открыл глаза, протянул руку, взял карты. Вглядывался в
них минуту, потом вернул Хелен.
– Все правильно, Ильмар…
И тут же заснул снова.
Правильно так правильно. Я уснул. Мне снилось, что мы снова
взлетаем с острова, ревет ракетный толкач, только это уже было не страшно,
наоборот, я сам сижу на переднем креслице, дергаю рычаги, и матерчатая птица
послушно взмахивает огромными крыльями…
– Маркус! Ильмар! Маркус!
Проснулись мы вместе. Колени у меня затекли, не разогнуть…
вот незадача, будто Марк, уснув, потяжелел чуть не вдвое.
– Плавать умеете? – отрывисто спросила Хелен.
Впереди тянулись скалы. Берег! Сестра-Покровительница, и
вправду – берег! И не какой-нибудь там остров, Европа впереди, Держава…
Вот только море было под нами. Совсем рядом. Казалось, что
пенные брызги с верхушек волн вот-вот захлестнут планёр и утянут за собой, на
дно.
– Толкач включай! – закричал Марк. – Хелен, толкач!
– Я его час назад сожгла, – хмуро отозвалась летунья. –
Крепко же ты спал, мальчик…
Значит, не примерещился мне рев ракетный…
– До берега доплывешь? – спросила Хелен.
– Нет, – ответил я. – Ноги затекли.
– О тебе речи нет, дурила, – отозвалась девушка. – Маркус,
доплывешь?
До берега с милю еще было, и я головой покачал. Никому тут
не доплыть, вода холодная, море бурное.
– Нет, Хелен, – спокойно сказал Марк. – Не доплыву я. Тяни
уж… Ночная Ведьма. Звездный час твой пришел… сама ведь знаешь, чего я стою.
Она обожгла его разъяренным взглядом. И снова в свои рычаги
впилась. А планёр дергался, носом клевал, все ниже и ниже клонился.
Когда с острова взлетали, я того боялся, что море далеко.
Теперь – вот как все повернулось! – наоборот. Убиться-то мы не убьемся,
наверное. Только внизу – буруны да камни, а впереди – обрыв да водяные валы,
дробящиеся о скалы в пыль. Изломает планёр, и из кабины не выберемся. А и
выберемся – не доплывем до берега. А и доплывем – прибой нипочем живыми не
отпустит.
– Тяни, ну тяни же, Хелен! – крикнул Марк. – Как в Далмации
тянула, когда зажгли тебя! Тяни, Ночная Ведьма! Прошу тебя!
Девушка молчала, вся в свою механику ушла, будто частью
планёра стала. И пусть мне самому было страшно, но не восхититься ею я не мог.
Неужто и впрямь она из тех летунов, что в горах воевали,
бомбы на головы гайдукам бросали? У нее же, наверное, Железный Орел с венком за
храбрость, особой аудиенции с Владетелем удостоена… Тяни, Хелен, тяни свою
машину! Никогда больше тебя ногой по животу не ударю, клянусь! Только долети до
берега! Сестра, Сестра-Покровительница, глянь на меня, пропадаю! Искупитель,
дай время повиниться, много зла на мне, не успею все вспомнить, пока тонуть
буду!
Планёр уж было совсем к воде прижался, и Хелен такое
словечко выдала, что не всякий мужик решится повторить. И словно того
дожидаясь, планёр вдруг вверх подался, тяжело, но все же вверх! Правду, видно,
говорят русские, что черное слово беду прочь гонит!
– Давай! – радостно крикнул Марк.
Скалы надвигались, и летели мы на одном с ними уровне.
Высокий берег, больно уж высокий. Неужели врежемся в камень?
Но, видно, не зря Хелен славу имела!
Перед самыми скалами, когда, казалось, я уже листики на
кустах случайных различал да ополоумевших чаек, над гнездами мечущихся,
вздернула она машину, будто норовистого коня перед барьером. И не подвел
планёр, перемахнул скалы, чиркнул брюхом по земле, захрустело дерево, затрещали
колеса на буграх. Помчались мы, еще быстро, но уже по тверди, и планёр на ходу
рассыпался, нас, драгоценных, оберегая, стекла в окошках бились и сыпались – я
Марка к себе прижал, лицо от осколков укрывая, и сам зажмурился. А Хелен
впереди ругалась по-черному и плакала навзрыд при каждом треске – все это в те
короткие миги, пока мы останавливались.
Только в таких слезах я ее никогда не упрекну. Летуны не зря
у Дома в чести, это я накрепко понял. И водить планёр – куда большее умение и
храбрость нужны, чем по полю боя на пулевики скорострельные ходить…
Небо-то какое далекое…
Лежал я, присыпанный деревом и стеклом вперемешку, пол-лица
тряпка оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А
пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал и теперь доживать
калекой? Кому безногий вор нужен? Только палачу…
Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.
– Ильмар!
Марк стащил с моего лица тряпку – я даже разглядел на ней
шов и ухмыльнулся тому, что торопливая штопка пережила планёр. Мальчишка вроде
ничуть не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще с
Островов, это ничего…
– Ты как?
– Ног не чую, – пожаловался я. – Конец мне, парень. Вот оно
как… летать…
Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:
– Ты вроде не обделался…
– Да ты в своем уме! – рассвирепел я. – Чего несешь!
– Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, – сообщил
Марк. – Пошевели ногой.
Я попробовал, но ничего не ощутил.
– Нога шевелится, – сказал Марк.
Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.
И впрямь – двигаются.
– Как же так, словно немые… – прошептал я.
Мальчишка вдруг засмеялся:
– Ильмар… да я же у тебя на коленках четыре часа просидел…
отдавил тебе ноги. Пройдет!
– Тьфу ты…
Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало
покалывать.
– Отъел задницу, – абсолютно несправедливо ругнулся я на
мальчишку. – Где летунья?
– Вон…
Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в
самодельный лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.
– Поломалась немного, – пояснил Марк. – Да не беда, главное
– живы.
– Тебе все не беда, сам-то целехонек…
