– Буду рад, – сказал я. Запал у меня еще не прошел, и лицо
не дрогнуло.
Офицеры поблагодарили, присели на другую сторону стола,
девица начала им прелести кухни расписывать, особо рекомендуя рябчиков в
имбирном тесте. Я глаза в газету опустил.
Да ничего. Какая разница. Кто во мне каторжника Ильмара
узнает?
Ковырял я лосося, запивал молодым вином, что девушка
исправно в бокал подливала, только не шла еда в горло. Никак не шла.
Офицеры свой заказ сделали, заговорили вполголоса. Вроде и
дела им до меня нет… только один раз здоровый этот и глянул… а по спине холод
пробежал.
Нехороший взгляд. Слишком уж равнодушный.
Сестра, сохрани дурака для покаяния!
Хозяин ресторана снова мелькнул, к столику подошел, мне
улыбнулся мимолетно – я для него ничего не значил, офицерам руки пожал.
– Проголодались, господин Арнольд? – спросил он того, что
покрепче.
– Да, как собака… – буркнул офицер на плохом романском.
– Говорят, облава была в городе?
– Да.
Не очень-то он разговорчив… и тут морозец, что по спине
бегал, пургой обернулся.
Арнольд? Офицер Стражи? С акцентом германским?
– Схватили душегубцев? – любопытствовал хозяин дальше.
Видно, титулами они равны были. Похожи, как копье на зубочистку, хозяин весь
изнеженный, субтильный, точно Давид, а с Арнольда будто Голиафа ваяли, один
смех на них смотреть рядом со скульптурами. А все одно – титулом равны, нам не
чета…
– Не душегубца ловили, – встрял очкарик, чуть пренебрежительно,
видно, он еще родовитее был. – Ильмар-каторжник в городе объявился. Все
побережье в постах, а он, зараза, к нам добрался…
– Тот, что принца похитил? – воскликнул хозяин.
Вот уже как все повернули!
Я сообразил, что жую кусок лосося вторую минуту, торопливо
проглотил, сам подлил себе вина. Вопросительно глянул на стражников, улыбнулся
подобострастно. Им вина еще не принесли, и очкарик без ложной гордости
согласился. Плеснул себе и Арнольду, залпом выдул. Хозяин возмущенно завертел
головой, отыскивая прислугу. Две девушки уже тащили и вино, и закуску… вот как
завертелись перед аристократами…
Арнольд не пил. Крутил бокал в пальцах, смотрел на очкарика
с таким неодобрением, что только дурак бы не заметил.
Очкарик не заметил.
– Тот, тот, – подтвердил он. – К старым дружкам наведался. А
те и нашим, и вашим, и доложили, и уйти позволили. Ничего, дружки на допросе,
город в тройном кольце, войска подняты. Никуда теперь ему не деться.
Сестра-Покровительница…
– Маркиз, не стоит это говорить, – сказал Арнольд. Прибавил
по-германски: – Я позволю себе предложить вам сменить бокал и попробовать
розовое токайское…
Я лениво повернулся к суетящимся девушкам:
– Кофе. И османскую медовую сигару.
Они растерянно переглянулись. Хозяин пришел им на помощь:
– Увы, любезный, сегодня медовых сигар предложить не можем.
Есть вест-индские, есть османские с коноплей…
Конечно, медовых не предложат. Таких просто на свете нет.
Всем своим видом я изобразил возмущение. Потом сказал:
– В моем плаще, во внутреннем кармане… Нет, принесите плащ,
я сам достану.
Один взгляд хозяина – и девица двинулась к входу.
Арнольд крутил в руках бокал – вот-вот резной хрусталь
треснет. Он, наверное, как и я, не верил в случайные совпадения. Вот и не
решался устраивать проверку в ресторане, на глазах аристократов. Сам, видно, из
молодых выскочек, знает, как рада будет знать его оплошности.
Я ждал, проглядывая газету, но уже не различая букв.
Напряжение, возникшее между нами, наконец-то коснулось и
тупого очкарика, и гостеприимного хозяина. Только они еще не поняли, в чем
дело.
Девушка вернулась, с плащом на железном подносе. Смешно.
Плащ полупросохший, в собственном соку.
– Медовые сигары должны быть в каждом уважаемом заведении! –
скандальным голосом произнес я, потянувшись к плащу. Взгляд Арнольда скользнул
по серой ткани. Видимо, это был последний штрих моего портрета, которого ему не
хватало для полной уверенности.
– Не двигайся, Ильмар-вор! – со своим жутким акцентом
рявкнул он.
Поздно.
Ударом ноги я опрокинул на стражников стол – за секунду до
того, как Арнольд собрался сделать то же самое. Вырвал из кармана плаща пулевик
многозарядный – эх, Нико, перемудрил ты самого себя, недооценил стражу,
корчиться тебе на старости лет под кнутом палача…
– Всем лечь! – завопил я, одной рукой курок взводя, как
аристократы делают. Получилось – щелкнула железка, отходя, и Арнольд замер, на
ствол глядя. – Всем лечь! Я душегуб, счета не знаю!
Посетители за столиками сразу лицами в пол уткнулись – и
аристократы, и бюргеры, и стражники, которых в зале было чуть ли не с десяток.
Видно, все понимали, что такое пулевик многозарядный в злых руках.
И если бы офицер-очкарик геройствовать не стал, так бы я и
вышел из ресторана, задом пятясь, сто человек враз напугав.
– Ильмар! – радостно взвизгнул придавленный столом очкарик.
Ему уже аудиенция в Доме виделась, награды, слава, титул новый.
Пулевик у него был попроще моего, не многозарядный, а
двуствольный. Зато орудовал он им ловчее. Как я ствол увидел, так сразу на
спуск и нажал. В молодости доводилось мне стрелять из армейского ружья,
кремневого, но то совсем другое дело. И палит с заминкой, и отдача другая, и
спуск легче.
Грохнул выстрел на весь зал, вспухло облако вонючего черного
дыма, а пуля между Арнольдом и очкариком в пол ушла.
Арнольд вмиг скользнул вбок, а очкарик не испугался. Отвага
у него была, глупая, но крепкая. Я уже бежал, прыгал между статуями. Пуля меня
минула, угодила прямо в несчастного Голиафа, аккурат в его могучую мужскую
стать, раскрошившуюся в белый песок. От грохота и ударившей в лицо пыли я
дернулся неуклюже, упал, снова лицом к страже развернувшись. Пулевик к руке
будто прирос, а что с ним дальше делать, я и забыл.
– Держи вора! – вопил радостно очкарик.
А хозяин ресторана, вот уж чего не ожидал, тоже решил
геройствовать. Только не меня ловить – тут он свои шансы хорошо понимал, а
спасти несчастные скульптуры. Бросился к Давиду, припал, на лице решимость
вперемешку с напрягом отразились, даже сам похож стал на каменного юнца. Может,
и впрямь с его предков лепили? Ударил холодный ветер… о-го-го, такую махину на
Слово взять!
