Значит – старик. По голосу даже пол не разобрать, настолько
старый.
Но глаза острые – разглядел, что штаны на мне флотские,
рубашку-то я жгутом скрутил и на плечо закинул…
– Не душегуб я. И форму ни с кого не снимал! И тебе вреда не
причиню!
– Все вы так говорите, – откликнулся недоверчивый хозяин
голосом человека, которого за последнюю неделю убили раз пять. – На чем плавал?
– На «Сыне Грома», – не задумываясь соврал я. – Старший
матрос, Марсель меня зовут.
– А чего здесь делаешь?
– В Лион я иду, к своим. Вот, хотел ночевать напроситься…
– Так я и думал, – мрачно ответил старик.
Я топтался перед дверью, размышляя, не стоит ли отправиться
подальше от старого маразматика с пулевиком.
– Дождь сильный собирается?
– Сильный, – подтвердил я.
– Тогда иди в курятник. Выбери курицу пожирнее, придуши и
тащи сюда.
Ствол пулевика качнулся и скрылся. Хозяин так и не
объявился.
– Какую курицу? – растерянно переспросил я.
– Пожирнее! – рявкнул дед с неожиданной силой.
Ну и дела. Пожав плечами, я пошел в курятник, закрытый лишь
на щеколду, и действительно обнаружил там десятка два куриц. Пинками отогнав
самых проворных от дверей, я схватил первую попавшуюся и свернул ей шею.
Неужели для деда даже нет разницы, хорошую несушку в суп
пустить или бестолковую старую птицу?
– Поймал? – осведомился дед из-за двери.
– Ну да…
– Тогда входи.
Дверь открылась, и я наконец-то увидел хозяина. Выглядел он
и впрямь лет на восемьдесят, но при этом вполне крепким, чтобы завалить курицу
самостоятельно. Пулевик – немногим его младше, кремневый, с длинным стволом,
дед по-прежнему держал наготове.
– Счастливый ты, – непонятно сказал он. – Дай куру.
Я вручил ему бедную птицу с полной уверенностью, что теперь
мне прикажут убираться вон, а то еще и сопроводят приказ порцией свинца.
Дед глянул на курицу, покачал головой:
– Ты, парень, не только птицам привык шею скручивать. Верно?
И что он углядел в курице?
– Верно, – признал я. – Я же все-таки военный человек, дед.
Внутри домик тоже был чистым и опрятным. Вряд ли старик сам
порядок поддерживает. Большая комната, из нее еще две двери внутрь, стол –
внушительный, не на одного, на нем яркая керосиновая лампа. Камин пылает, к
нему два кресла придвинуты. Шкаф – а на полках, под стеклом, помимо посуды и
всякой мелочевки, десятка три книг. Ого!
– Знаем мы таких военных, – мрачно изрек дед. – Сумеешь
ощипать?
– Дело нехитрое.
– Пошли.
За одной из дверей оказалась кухня. Я огляделся –
растопленная плита, в железной – железной! – кастрюле кипит вода, на полках –
немало продуктов. Столовые приборы – деревянные, но нож железный, и кастрюль
медных – две, и сковорода чугунная… Богатый старик! Зачем ему жить в глуши? И
уж тем более – зачем пускать незнакомцев?
– Дед, а ты сам не душегуб, часом? – осведомился я.
Дед захихикал. Сухой, жилистый, даже сейчас, слегка горбясь,
он был выше меня ростом. Сил, конечно, у него немного, но в общем все выглядело
как в страшной детской сказке. Заблудились дети в лесу, пришли в домик, а там
их старик-людоед встретил…
– Конечно. Видел же – я такой душегуб, что на солнечный свет
боюсь высунуться, – охотно ответил он.
– Ладно, старик, пойду… – сказал я.
– Да подожди… – Он отставил свое ружье в угол. – Не душегуб,
не бойся. Свари куру, я картошки почищу. Есть-то хочешь?
– Всегда, – освобождая ему место у стола, ответил я.
Вдвоем мы за полчаса соорудили ужин. Пока курица варилась,
дед молча достал бутылку вина, разлил по хрустальным бокалам, первым отпил.
– За твое здоровье, старик, – сказал я, делая глоток.
– Жан. Меня зовут Жан.
Жан так Жан.
– А тебя как звать?
– Я ведь говорил – Марсель.
– Недослышал, прости уж старика.
Ага, такой недослышит.
– Не боишься случайных людей в дом пускать? – спросил я. –
Как-никак живешь богато.
– Ты же честный человек! – наигранно удивился дед.
– Отец Жан, я не дурак. Странно ты себя ведешь. До города
километров двадцать, так? Земля вокруг твоя…
– Я мирный селянин…
– Да какой ты селянин, – ухмыльнулся я. – Не сеешь, не
пашешь, лозу не растишь, из живности одни куры…
– Живу не с земли. Но на земле.
– Как знаешь, – пожал я плечами. – Приютишь на ночь –
спасибо.
– Да пущу я тебя, все будет с кем поговорить. Достань лучше
из шкафа сыр, нарежь…
– Кто ты, Жан? – тихо спросил я. – Если простой человек – то
как живешь тут один, никого не боишься? Если святой – то не слишком-то святую
жизнь ведешь. Если ангел Господний – то не к лицу тебе таиться, правды не
говорить.
– Э, святых-то я еще встречал, – вздохнул старик. – А вот
ангелов – не приходилось… Я всего лишь отшельник.
Отшельников встречать мне доводилось. Но выглядели они…
– Дед, я человек прямой, военный…
Старик ухмыльнулся. Да что такое, за три дня никто в моем
маскараде не сомневался, а этот будто в игру со мной играет!
– Ну ладно. Я простой лекарь. Когда-то им был. А сейчас
доживаю тот век, что мне остался…
– И как это тебя от душегубов хранит?
– А ты подумай, Марсель, – усмехнулся старик. – Подумай.
– Лихих людей лечишь? Нехорошо!
– Лечить всегда хорошо. Я законов не нарушаю – если исцелю
душегубца, то страже о том сообщу. А дальше ее дело… пусть ищет.
– Встречал я таких лекарей. Только клятва Гиппократа от
стражи…
– Может, и не спасает. А вот титул – да.
Я оторопело смотрел на старика.
– Я – барон.
– А я – граф.
За окном застучали первые капли дождя. Дед недовольно
нахмурился:
– Молодой человек, я не лгу.
– Допустим, и я тоже, – зло огрызнулся я.
