– К канату, – приказал наконец один из стражников. – Давай,
кто смелый…
И Марк вдруг шагнул вперед.
Молокосос!
Мальчишка!
Я чуть не завопил: «Стой!», но нельзя было привлекать к себе
внимание. Никак нельзя.
– Молодец, – похвалил Марка стражник, пожилой и добродушный
на вид. – Приказов слушайся, Искупителя чти – домой вернешься…
Он ловко набросил на шею мальчишке веревочную петлю,
короткой веревкой соединенную со второй петлей, совсем узкой. Выдернул из бухты
конец смоленого каната, продернул в маленькую петлю, заботливо осведомился:
– Не давит?
Марк покачал головой и, конечно, затянул хитроумно увязанную
петлю. Стражники заржали.
Пожилой стражник ослабил узел, наставительно сказал:
– Головой не дергай, удушишься… Следующий!
Придуманный план летел ко всем чертям. И все же, оттолкнув
уже шагнувшего вперед Локи, я пошел к канату. Молча дождался, пока мне на шею
наденут поводок, потом нагнулся и стал бухту разматывать.
– Эй, ты чего? – удивился стражник.
– Удушится мальчишка, если между двумя взрослыми будет
стоять, – объяснил я. – Ему первому придется идти.
– И впрямь… – Стражник зашарил взглядом по каторжникам.
Видно, соображал, кого бы поставить сразу за Марком, чтобы ростом поменьше был.
Но каторжники как на подбор были рослыми. Я и впрямь казался
самым низким… особенно сейчас, когда старательно сутулился.
– Ладно, вставай за ним, – озабоченно сказал стражник. – И
аккуратнее иди, задохнется пацан – получишь плетей!
Теперь ни о какой добровольности не было и речи, маленький
рост Марка лишил стражников ожидаемого развлечения. Каторжников сортировали по
росту, поругивая судей, определивших мальчишку во взрослый этап. Наверное, Марк
был прав, говоря, что попал на рудники случайно – обычно сюда ссылали крепких и
рослых мужчин. Для детей есть наказания по силам – золотой песок на севере мыть
или в отвалах старых железных рудников остатки руды выискивать…
Я встал за Марком и, пользуясь общим шумом, прошипел:
– Ты что творишь?
– Сами же сказали – между двумя взрослыми удушусь, – шепотом
ответил мальчишка.
Врал он. Это только после моих слов оправдание придумал. А
дело-то в другом было – не хотел нож из рук выпускать…
– Тебе замок не открыть!
– Сами откроете.
Я ждал, кипя от злости. Наконец всех нас нанизали на канат,
а концы его зажали в деревянных брусках на тяжелые замки. Так… ключ большой,
бородка двойная, три прорези, поворачивается влево…
На двадцать секунд работы, если ножом. Много. Надо быстрее.
Пусть стражники здесь службы не чтут – все равно за двадцать-то секунд любой
заметит неладное.
– Вперед, хватит бездельничать! – Когда все мы оказались на
запоре, тон стражников неуловимо изменился. Вроде та же насмешливость, но
теперь она стала злее, раздраженнее. – Пошли!
И мы двинулись к трапу.
Глава вторая
в которой все бегут, но немногие знают куда и
зачем
Ох нелегкое дело – ходить на канате! Жесткий он, смоленый,
лежит на плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг или,
того хуже – в сторону подашься – петля дергается, грозит затянуть шею. Если кто
упадет – может и убиться.
Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек
палубы, Марк первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть
как-то ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель – не
дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец…
Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки
забить, куда надежнее, так нет! Только веревка – напоминание о позорной казни.
Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле болтаться.
Чтобы поняли – каторга не сахар. Если мне память не изменяет, нас еще мимо
площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев наказывают.
Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать
прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи и на неполный год.
– Шевелись! – покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На
лицо добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк взимать.
Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу почувствовал. Я голову
опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник поглядывал на меня, потом
дальше вдоль ряда двинулся.
– Зачем стал впереди? – шепнул я Марку. Мальчишка, не
оборачиваясь, хоть на это ума хватило, ответил:
– Я сам. Разрежу канат, и убежим.
– Побрякушки себе отрежь! Ты смоленые тросы резал когда?
Марк покачал головой.
– Его мечом с размаху не перерубишь! Лезвие завязнет!
Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату,
обернулся. В глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся
накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается, удушишься,
а вот ножом порезать – запросто.
– Только не вздумай поводок сечь, – напомнил я то, что
объяснял ему вечером. – Один далеко не уйдешь, надо чтобы все… сразу…
Конечно, иному дай нож поострее да времени минут пять –
сможет канат рассечь. Если сила немереная, если Искупитель улыбнется, если
стражники глаза отведут.
Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось – и нож
острый, и умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные.
– Я открою… замок открою…
Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но
спросил спокойно:
– Что разболтались, тля рудничная?
– Страшно пацану, успокаиваю, – сказал я.
На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне,
конечно, а мальчику.
– А нечего разбойничать… – самого себя одергивая, изрек он.
– Закон – он для всех писан. Хватит болтать!
Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа
скопилась. Арбалетом помахал – расходитесь, мол… Толпа, конечно, только на метр
и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по улицам
ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.
– Душегубцы! – тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я
таких, истеричек с горящими глазами, сама небось каждый год в чреве плод
травит, потому и других обвинить всегда готова. – Убийцы! Насильники! Чтоб ваши
руки-ноги отсохли! Чтоб у вас…
Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица – покричала,
покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая. Видно, на
базар собралась. Шла бы с базара – не пожалела бы мятой помидорины или яйца
давленого…
