– Идем… – окликнула меня Хелен. Когда я приблизился,
пояснила старшему караула: – Не люблю позировать. Но придется.
Ага. Вот как это выглядит – я приехал то ли рисовать, то ли
делать скульптуру летуньи, сидящей в планёре… Интересно, в таких случаях сам
планёр тоже лепить положено?..
Пропустили меня без единого вопроса, а в глазах солдат
читалось жадное любопытство – позировала мне Хелен обнаженной или нет?
Наверное, им на весь день хватит этой темы для разговоров.
То, что я могу быть ее любовником, солдаты вряд ли
допускали. Небожителям положено любить лишь равных.
– Убедился? – спросила Хелен, когда мы отошли. Я промолчал.
– Машина должна быть готова. Надо спешить, пока дождь совсем не разошелся…
На мой взгляд, погода и без того была хуже некуда. Во всяком
случае, птицы не летали. Как она собирается подняться на планёре… на крыльях
материя отлакирована, но, наверное, все равно будет мокнуть, а уж кабина,
которая обтянута обычной тканью, вмиг отяжелеет…
– У тебя такой же планёр, как раньше?
– Почти. Чуть новее.
– Он же намокнет.
Хелен глянула в небо, будто впервые заметила тучи.
– Облачность низкая. Ничего.
Как она собирается лететь? Тучи до горизонта, ни одного
просвета не видно. Но я не спорил. Не учи бабу рожать, а летунью летать, права
Хелен…
По раскисшей земле мы подошли к одному из строений. У дверей
тоже была охрана, но здесь Хелен обошлась лишь приветственным жестом. Мы прошли
коротким коридором – за открытыми дверями сидели люди, возились с какими-то
бумагами, двое считали на огромной машине для сложных расчетов, чей привод по
команде уныло крутил рослый солдат. Жизнь бурлила, хоть все и предпочли
укрыться от дождя под крышей.
У одной двери Хелен остановилась. В крошечной комнатке сидел
пожилой штатский, пил чай из парящей кружки. При виде летуньи он радостно
заулыбался, начал вставать.
– Сиди, Питер, – остановила его Хелен. – Выпиши-ка мне
разрешение на полет. И пошли ребят готовить планёр.
Штатский посмотрел в окно – там лило не переставая. Потом
помолчал, глядя на Хелен. Та ждала.
– Хелен, милая…
– Питер, выписывай.
Мужчина уставился на меня, будто надеялся найти союзника. Я
сделал каменное лицо.
– Хелен, погода запретная.
– Пиши.
Не отводя от нее взгляда, мужчина достал из тоненькой стопки
расчерченный лист бумаги, снял колпачок со стила. Переспросил:
– На сейчас?
– Да. Экстренный. Приоритет Дома.
Питер молча заполнил несколько граф в листке, протянул его
Хелен. Я заметил, что он вписал имя летуньи, какие-то цифры – видимо, номер
планёра, а в графе с крупной печатной надписью «погода» поставил рядок жирных
единиц.
– Да, да, старый бюрократ… я поняла… – сказала Хелен,
склоняясь над столом. Перечеркнула «погоду», написала «под ответственность
летуна», еще в одной графе размашисто вывела «Рим, Урбис». Перевернула листок –
там тоже были какие-то надписи и клеточки, которые она быстро заполнила
цифрами. – Все?
– Разрешение коменданта, Хелен, – извиняющимся тоном сказал
Питер. – Прости, я не могу сам позволить…
– Ладно. Но техников направь немедленно. И готовь карты.
– Облачный фронт тянется до Турина, – предупредил Питер.
– Я поняла. Полная загрузка, хорошо? И посмотри, чтобы
поставили новые толкачи, те, что с усиленным зарядом. Пойду над облаками.
– С полной загрузкой?
– И с усиленным зарядом. Пиши.
Все. Кажется, тот авторитет Хелен, что враз подействовал на
солдат, сработал и с Питером.
– Только разрешение коменданта… – жалобно начал он.
– Конечно. Идем. – Летунья вновь взяла меня за руку, и я
послушно потащился следом, словно великовозрастный дебил-сынок за энергичной
мамашей.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, Хелен все качала
головой и что-то раздраженно бормотала под нос.
– Что-то не так? – тихо спросил я.
– Да нет, все в порядке. Питер меня расстроил. Совсем на
канцелярской работе зачерствел, а ведь когда-то был настоящим летуном…
– Он зря паникует?
– Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет…
У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен
пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре,
пока летунья не выглянула и поманила меня внутрь.
– Давай, комендант требует…
На миг у меня возникла безумная мысль, что едва я перешагну порог,
как на голову обрушится удар дубины. Если вдруг Хелен придет в голову мысль
сдать меня…
Но выхода уже не было. Я вошел.
Кабинет был роскошный. Впрочем, судя по знакам различия
коменданта – две серебряные птички в петлицах, – он имел чин вроде армейского
полковника. Комендант стоял у окна, видно, сидеть при даме было неудобно, а
усадить ее оказалось просто некуда. В этот кабинет приходили, чтобы стоять
навытяжку и выслушивать приказы.
– Вот ты какой… – мрачно сказал комендант.
Кажется, предчувствия начинали сбываться.
– И хорошо ты знаешь Ильмара?
Беда всех импровизаций, что никогда не знаешь, какую
глупость уже успел брякнуть твой партнер.
– Ну, неплохо, насколько это вообще возможно… – осторожно
ответил я.
Комендант буравил меня напряженным взглядом. Он куда больше
походил на летуна, чем грузный неповоротливый Питер. И в то же время какая-то
неуверенность была в его взгляде… сомнение… относящееся не ко мне, а к ситуации
в целом.
– Уверена, что долетишь? – спросил он Хелен. Начал вопрос
тем же грозным рыком, что и в разговоре со мной, а закончил уже мирно и
дружелюбно.
– Все в воле Господа.
Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня,
поинтересовался:
– Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов
столь важен?
– Да. Важнее сейчас никого нет.
– А почему в Рим? На севере облачность реже, доставь его в
Версаль…
– Приказ был препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель
хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе типографии куда
совершеннее.
Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был
по-прежнему строг, но голос чуть смягчился:
