Сказано это было просто, без лишней гордости, и я кивнул,
соглашаясь.
– Ты и в самом деле лучшая. И не только в воздухе.
Принужденно улыбнувшись, Хелен снова приникла к приборам.
Планёр заскользил в поисках восходящего потока. А я сидел, проклиная свой
быстрый, но неловкий язык. Вовсе не постель я имел в виду, но летунья явно
восприняла мои слова однозначно…
Продолжить разговор я не решился, а Хелен явно хватало дел
помимо разговора. Вскоре бессонная ночь и выпивка стали брать свое. Закрыв
глаза, я расслабился, убаюканный пением ветра и покачиванием планёра. Вроде бы
и сна не было, но что-то грезилось. Белое облачное поле, и я иду по нему, не
проваливаясь, лишь по колено зарываюсь во влажный туман. А надо мной сияет ослепительное
солнце, воздух холоден и чист, а под ногами грохочет гром и сверкают молнии…
– Ильмар…
Открыв глаза, я с удивлением отметил, что солнце в зените,
светит сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее…
– Ты спишь, что ли?
– Да… немного.
– Молодец. Глянь вниз.
Я приник к стеклу.
Облаков не было и в помине. Зеленеющая, цветущая земля,
лоскутки полей, крошечные домики… ой, люди! Едва-едва ползущие точки!
Это все слева от планёра. А справа – ярко-синее ласковое
море.
– Хелен, я долго спал?
– Часа три, Ильмар.
– Да что ж это! – Я едва удержал брань. Второй раз на
планёре лечу, а уже дрыхну, словно в обыкновенном дилижансе. – А где мы, Хелен?
– Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто.
– Так что, без посадки в Риме? Ты молодец, Хелен…
Мысль о том, что мы будем приземляться вблизи Урбиса, где
меня так жаждут увидеть многочисленные слуги Сестры и Искупителя, почему-то не
доставляла мне радости.
– Нет, это правильно, Хелен… хорошо…
– Хорошо? – ледяным голосом спросила летунья.
– А что?
– Хорошо – и все?
Я начал понимать.
– Нет, не все. Ты лучшая в мире…
– Ильмар, я сделала то, что ни одному летуну не удавалось.
Долетела без посадки от Лиона до Сорренто.
Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом:
– И все, что ты можешь сказать по этому поводу – «хорошо»?
– Хелен, ты пойми, что я в этом не разбираюсь. Я просто тебе
верю. И рад, что ты смогла долететь без посадки…
Планёр тряхнуло, и летунья вернулась к управлению. Кажется,
мне удалось оправдаться… я ведь и вправду ожидал от нее любых подвигов, даже
куда больших, чем беспосадочный полет из Галлии в Италию…
– Сейчас держись крепче, – сказала наконец Хелен. – Посадка
будет жесткая, на Капри всего одна полоса, да и та… редко сюда летают. Видишь
остров?
Да, остров я видел. Утопающий в зелени, весь застроенный, с
желтыми полосками пляжей. Небольшой совсем остров, и мысль о том, что где-то
здесь может укрыться беглый принц Маркус, сразу стала казаться нелепой.
– Ты хоть знаешь, где садиться?
– Приблизительно… Да где же эта полоса, спят они, что ли?
Распустились…
Планёр по плавной дуге огибал остров. Потом вдруг клюнул
носом, резко пошел вниз.
– Заметила, – спокойно сказала Хелен. – Рискнем, кружить сил
нет…
Земля все приближалась, а я никак не мог углядеть посадочную
полосу. Казалось, что мы или врежемся в какое-нибудь строение, или бухнемся в
море, или в лучшем случае сядем на заполненном людьми пляже…
Потом я увидел впереди, за низким белым забором, короткую
каменную дорожку. Крошечный ангар, невысокая мачта с вяло болтающимся на ней
полосатым конусом ветроуказателя…
– Эх… – крикнула Хелен, когда планёр перемахнул над самым
забором. По полосе бежал, размахивая руками и торопясь убраться с нашего пути,
голый мужчина. Кажется, он загорал на каменных плитах…
Толчок, другой…
Планёр покатился ровнее, и я понял, что мы все-таки сели. И
даже без обещанных Хелен неприятностей. Подергиваясь на стыках плит, планёр
замедлил бег и остановился перед самым концом полосы. Видимо, не всем это
удавалось – на крепких столбах перед забором была натянута прочная сеть.
– Надо же… – сказала Хелен. – А? Ильмар? Неплохо?
– Тебе надо было птицей родиться, – сказал я.
– Нет, не хочу. Птицам это проще дается. Неинтересно…
Повернувшись, она коснулась моей щеки. Улыбнулась:
– Если тебе доведется летать с кем другим… тогда ты точно
поймешь, Ильмар, почему я собой горжусь…
К планёру уже бежал, подпрыгивая и на ходу застегивая штаны,
загоравший тут мужчина. Глаза у него были растерянные, безумные, руки, когда он
помогал Хелен выйти, тряслись.
– Почему полоса оказалась занята? – рявкнула Хелен с такой
яростью, что даже я вздрогнул. – Почему нет наблюдения за воздухом, не подаются
сигналы? Где старший по взлетному полю?
– Я старший, госпожа…
– Нет, ты не старший. Ты будешь драить полосу и чистить гальюн,
когда выйдешь с гауптвахты. Две недели ареста!
– Есть две недели ареста…
Судя по виду этого крепкого, накачанного мужика, он ожидал
куда больших неприятностей.
Я выскочил следом за Хелен. Та продолжала буравить
несчастного взглядом, потом безнадежно махнула рукой. Сказала, обращаясь уже ко
мне:
– На всех курортах так… безнадежно…
От башенки тем временем бежали, торопливо приводя в порядок
форму, люди. А с самой башенки вдруг взвились в небо две зеленые ракеты.
– Спохватились… – Хелен покачала головой. – Нет, ты
посмотри… может быть, мне взлететь и сесть снова, по правилам?
Она вдруг засмеялась.
– Пошли… А вам привести планёр в порядок, поставить толкачи!
Машина должна быть готова взлететь в любую минуту!
Оставив перепуганных работников взлетного поля возле
планёра, мы пошли к воротам. Хелен все еще хмурилась, но глаза уже улыбались:
– Ильмар, нет, ты только представь… мой лучший полет,
который надо занести в учебники, и никакого эффекта! Совсем никакого! Хоть бы
этого идиота двинуть крылом при посадке! Хоть бы колесо сломать! Нет, сели,
будто так и должно быть.
– Понимаю, – сказал я.
– Да как ты можешь понять…
