– Поспим, – решила Хелен. – Часа три хотя бы, а то совсем
сил нет. В пять встанем, я умею просыпаться, когда нужно, и на планёрную
площадку. Машина готова, сразу улетим.
– Куда?
Летунья поникла.
– Далеко, Иль. Далеко-далеко… в чужие страны. Я подумаю,
гляну на погодные карты, да и ты реши, где прятаться легче. У меня есть кое-что
ценное на Слове, у тебя – опыт большой. Вдвоем сможем укрыться.
– Согласен, графиня, – сказал я. Подошел и поцеловал ее в
губы, мягко, без страсти, с одной лишь нежностью. – От меня предательства не
жди.
Она помедлила, прежде чем ответить:
– И от меня не жди, Ильмар. Клянусь, я верила, что схватим
пацана – тебя помилуют.
На поцелуй Хелен ответила так же, как я, ласково и тихо. Сил
у нас никаких не было, одна усталость и опустошенность. Закрутил я газовый
рожок – смертельное это дело, лампу без пригляда оставлять, и мы пошли в
спальню. Рухнули на кровать, не раздеваясь, ничего больше не обговаривая. Хелен
нашла в темноте мою руку, взялась крепко и вмиг уснула. А я еще успел
удивиться, как все странно в жизни складывается.
Лишь потом уснул.
Глава третья
в которой появляются двое старых знакомых,
один очень большой, а второй все равно неизмеримо больше
Проснулся я от того, что Хелен водила ладонью мне по лицу.
Медленно, плавно, словно слепая, что лишь руками видит. Я открыл глаза,
посмотрел на летунью, она сразу убрала руку.
– Пора, – сказала она. – Уже пять. Умывайся да пойдем.
– Что ты делала? Ворожила?
Хелен улыбнулась, покачала головой:
– Зачем?
И впрямь – зачем?
Связаны мы крепко-накрепко, и бедой общей, и симпатией. А
может, уже и чем побольше симпатии…
– Не передумал? – спросила Хелен. – Не жалко бросать Маркуса?
– Жалко, – признался я. – Но уж слишком круто все
заварилось. Не по мне.
Пока я умывался, Хелен собиралась, подкрашивалась, прочими
женскими глупостями занималась. Сон с меня быстро слетел, лишь тяжесть в голове
осталась. Много выпили вчера да еще коньяк с шампанским смешали.
Сквозь маленькое окошко в ванной был виден предутренний
остров. Карнавалы затихли, иллюминации погасли, все забылись коротким сном
перед новым днем развлечений. Очень тихо стало на острове… лишь теперь понятно,
какой раньше шел шум отовсюду. Я вдруг понял, что мне уже опротивела Страна
Чудес. За один неполный день всего! И волшебные достижения техники, и
ресторанчики, и театры, и павильоны всех городов. Даже большие механические
оркестрионы, которых, по слухам, тут штук десять, не хотелось слушать.
То ли не люблю я вообще бесконечных развлечений. То ли не то
состояние духа, не для праздника.
– Я вызову слугу, – крикнула Хелен. – Пусть приготовят счет,
спят ведь все наверняка…
Звякнул колокольчик. Я кивнул своему отражению в зеркале,
продолжая скоблить ножом намыленную щеку. Щетина отросла будь здоров…
В дверь постучали, Хелен легкими шагами пересекла комнату. А
я замер с ножом в руках, пытаясь понять, отчего кольнуло сердце.
Стук неправильный.
Будто не слуга, за свое место цепляющийся, осторожненько
стучит, а кто-то, лишь пытающийся придать стуку несвойственную деликатность…
– Стой, Хелен! – крикнул я, бросаясь в комнату. – Не
отпирай!
Поздно.
Даже вскрика не было – так быстро все произошло. Стояла
Хелен с белым от ужаса лицом, к голове был приставлен ручной пулевик.
А держал оружие офицер Стражи Арнольд, от которого я так
ловко ушел в вольном городе Амстердаме, над головой которого так удачно проехал
в дилижансе до Лиона…
Сколько веревочке ни виться…
При виде меня каменное лицо офицера озарилось улыбкой.
– Брось нож, Ильмар! – гаркнул он.
Нашел.
Догнал.
Значит, понял, как я ушел из Лиона. И мало того, что понял.
Другой планёр взял, иначе никак бы не успеть ему! И не в Риме меня искать стал,
а до Страны Чудес добрался.
– Оружие на пол! – приказал Арнольд. Толкнул голову Хелен
стволом пулевика так, что летунья вскрикнула от боли.
– Отпусти меня! Я графиня!
По лицу Арнольда прошло подобие ухмылки:
– Вас тоже ждет суд, графиня. За измену, за укрывательство
каторжника Ильмара.
– Идиот! Я вела с ним игру по личному приказанию Владетеля!
Он вывел бы меня на Маркуса!
Это была почти правда, и Арнольд почувствовал ее в голосе
летуньи.
– Очень печально, – процедил он.
Я понял. Ему действительно было неприятно, что теперь
придется убивать двоих. Обставив нашу смерть как попытку оказать сопротивление,
он вряд ли получит взыскание. Разве что пожурят слегка… меня же не обязательно
брать живым…
И Хелен поняла. Я увидел, что ее губы шевелятся, а пальцы
левой, «сломанной» руки пытаются собраться в причудливую фигуру. Летунья
тянулась в Холод.
– Что, офицер, после напарника во вкус вошел? – резко
спросил я. – Понравилось своих убивать?
Мне нужно было дать Хелен хоть секунду для маневра. И я
добился своей цели. Мгновенно отпустив женщину, офицер направил пулевик на
меня. Грянул выстрел, пуля пронеслась над головой – я успел присесть. И даже
метнул покрытый подсыхающей мыльной пеной и обрезками волос нож в Арнольда.
При всех габаритах его фигуры офицер был ловок, может быть,
половчее меня. Он легко уклонился. Покачал головой, вновь прицелился.
И в этот миг Хелен дотянулась в Холод.
В ее руке возник… нет, не пулевик, как я надеялся, и даже не
нож. Всего лишь цилиндрик планёрного запала. И этим бесполезным цилиндром она с
размаху ткнула Арнольда в лицо.
Эффект был потрясающий.
Издав короткий крик, здоровяк рухнул головой в коридор, в
открытую дверь, ногами оставшись в комнате.
Я обалдело смотрел на Хелен, уже убирающую свой драгоценный
запал в Холод.
– Он… он мертв? – только и спросил я.
– Вряд ли. Если сердце слабое… – Летунья глянула на неподвижное
тело и покачала головой. – Не думаю. Минут через десять очухается.
Я немедленно подскочил к Арнольду, выглянул в коридор –
пусто. Втянул офицера в номер, захлопнул дверь.
