Планёр взмыл в небо.
За ревом толкачей ничего слышно не было. Взлетали мы под
неимоверным углом, посильнее, чем когда сквозь тучи прорывались. А сейчас
облаков не было никаких, встающее солнце удивленно заглянуло в стекла кабины и
ускользнуло. Планёр мотало и крутило, крылья дугой выгибались вперед, и как
ухитрялась Хелен вести машину – один Господь знает.
А может быть, и он сейчас растерянно смотрит на нас…
Луиза так и не успела пристегнуться. Сейчас она почти лежала
на спине, медленно сползая на меня. Нетрудно было сообразить, что если
настоятельница, почти не уступающая мне весом, слетит с кресла, то вылетит
сквозь заднее стекло кабины, возможно, прихватив и меня.
Вот и облегчение планёру…
Упершись в шею Луизы руками, я изо всех сил удерживал ее от
падения. К счастью, Хелен заметила неладное и стала выправлять полет. Мы уже
были над водой, и планёр плавно разворачивался, ложась на курс к близкому
берегу.
– Не могу… крылья сейчас лопнут! – вдруг крикнула Хелен.
Она, видно, чувствовала все происходящее с машиной своей шкурой.
А перед нами уже возникал линкор. Мы должны были пронестись
над ним… и, кажется, нас заметили.
С острова в планёр палили все, кому не лень. Вспышки и клубы
белого дыма пестрели среди деревьев и зданий, видно, преторианцы готовы были
нас угробить, лишь бы не дать уйти. Но в этом опасности особой не было, так
попасть с земли, чтобы кого-то из нас зацепить или важную тягу перебить, – это
невозможная удача нужна.
А вот с линкора били серьезнее.
Полыхали по бортам вспышки – в нас стреляли из скорострельных
пулевиков. Расстояние еще было велико, но неумолимо сокращалось, а когда в
воздухе сразу тысячи пуль – хоть одна, да отыщет цель.
Неужели матросы на линкоре обучены планёры сбивать?
– Сворачивай! – закричал я. – Хелен!
Но летунью больше волновал стонущий от напряжения планёр,
чем какая-то там стрельба. Покачивание планёра – будто Хелен выбирает курс… Она
рванула рычажок, знакомый мне еще по прежней машине.
Вот только раньше толкачи отцеплялись уже пустыми,
гаснущими. А сейчас они были в самом разгаре работы.
Две дымные струи ушли из-под крыльев. Бочонки толкачей,
освобожденные от необходимости тащить планёр, мигом ушли вперед. И не
беспорядочно кувыркаясь – видно, узкие ребра-крылышки придали им устойчивость.
По ровной дуге они мчались к линкору.
Оставшаяся пара толкачей несла нас вперед. В скорости мы
будто и не потеряли, видно, сказалось уменьшение веса.
Хелен вдруг издала воинственный клич. Меня пробрал мороз.
Это был не просто выкрик, а какая-то заунывная, безумная, боевая песня:
Планёрной атаки недолог век,
Ведь крылья нам Бог не дал,
И падаем с неба, в песок и снег,
На вражьих мечей металл…
Луиза издала слабый писк – то ли протестуя против
богохульства, то ли просто в ужасе.
А умчавшиеся толкачи с роковой неизбежностью приближались к
кораблю. Я вдруг понял, что Хелен не просто убегает. Она атакует! Державный
линкор! Да что мои грехи перед властями – Ночная Ведьма, считай, подняла мятеж!
Повешение.
Или четвертование.
Без всяких сомнений!
Один толкач пронесся в паутине мачт и снастей, будь у
линкора паруса подняты – точно бы вспыхнули. А так – попусту канул за борт,
уткнулся в воду и исчез.
Второй толкач насмешливая рука случая направила точнее.
Дымящаяся труба ударила в палубу, рядом с исполинской оружейной башней, откуда
шла беспрерывная пальба. Вспыхнуло пламя, повалил дым. Конечно, урона
серьезного горючая смесь из расколовшегося толкача не нанесла, это же не боевая
ракета. Но все-таки палубу затянуло дымом.
А это было самое главное, потому что нам все равно
предстояло пролететь над кораблем, и там никто пуль жалеть не станет…
Для неба придумал Бог синий цвет,
Но тут он промашку дал.
Багровым и черным затмило рассвет,
Когда мой планёр взлетал…
Хелен пела не очень-то музыкально, но зато от души, громко,
ничуть не стыдясь натыканных в песне кощунств. Наверное, мы бы услышали еще
много вариаций на тему, что Бог дал, а чего не дал, но тут Луиза издала тонкий
визг, и летунья осеклась. Видимо, поняла, что монахиня готова вцепиться ей в
волосы, что никак не будет способствовать полету.
– Ильмар! Маркус очнулся?
Я посмотрел вниз, встретился глазами с мальчишкой.
– Да, ожил…
– Я в порядке, – сипло подтвердил Марк. Простыл он, что ли,
от Холода?
– На линкоре выдвигают катапульты. Хотят запустить свои
планёры. Это конец. Или попробуют сбить, или проследят, куда летим.
Хелен сейчас разговаривала фразами, короткими, будто удар
кнута. Я понимал – ею овладело боевое безумие, она близка к состоянию берсерка.
Еще миг – закусит штурвал и вообще говорить перестанет…
– Надо помешать. Бомб у нас нет. Надо замусорить палубу.
Слышишь?
– Да. – Марк привстал, и даже от этого легкого движения
планёр закачало, как лодку в шквал. – Что я могу? – на самое ухо крикнул он
Хелен.
– У тебя на Слове тонны три стекла и железа!
Марк посмотрел на меня круглыми глазами. Я, честно говоря,
тоже решил, что летунья сходит с ума.
– Пройдем над палубой. Низко. Крикну, когда сбрасывать.
– Я же в кабине! Я не могу сейчас Слово говорить! – видно,
Марк от растерянности забыл, что имеет дело с другой владелицей Слова.
– Высунься! Выпрыгни! Что хочешь сделай, палубу накрой!
Планёр клюнул носом и начал снижаться.
Умом я понимал, что Хелен права. Погонятся за нами другие
планёры – все. Пусть даже не собьют с небес – летунья не зря говорила, что бой
в воздухе почти невозможен, но увидят, где мы опустились, поднимут тревогу…
Вот только как сбросить чудовищный груз, принятый Марком на
Слово? То, что взял, то в руке обратно и появляется… разрежет наш планёр
напополам стеклянная стена… вот и все дела.
– Быстрее! – не оборачиваясь велела Хелен. – У вас две
минуты!
Я задергал головой. Так, выбить стекло или прорвать обшивку…
нам ведь не привыкать, точно, Марк? А что дальше? Пусть даже высунет пацан
руки, ухитрится Слово произнести – возникшая из Холода стена сломает крылья.
Только снизу, под кабиной, ничего нет…
