Можно было поблагодарить тех церковных чинов, что
придумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхней
накидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую –
почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила в
юбку…
– Одиннадцать раскаявшихся! – в восторге воскликнул я. –
Хелен, погляди!
Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался не
Луизой, а делом своих рук – ее новым обликом. Весьма обольстительная, хоть и в
возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.
– Луиза, тебе придется отбиваться от мужчин, – с напускной
озабоченностью сказал я.
Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С
жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.
– Юбку повыше стоит поднять, – сказал я. – Почти до колен. И
подкраситься – скромно и неброско, но ярко и вызывающе.
Монахиня – или правильно теперь говорить «бывшая монахиня»?
– приняла это противоречивое приказание без вопросов. Лишь вздохнула:
– Я совершенно забыла, как это делается…
Можно подумать, косметику она с собой носила из
ностальгических воспоминаний!
– Теперь ты, Хелен. – Я подошел к летунье. И сразу понял,
она не слишком довольна всем тем, что я проделывал с Луизой. Пришлось
улыбнуться, всем видом демонстрируя, как смешны потуги монахини выглядеть
соблазнительно.
Летунья подозрительно посмотрела на меня, но чуть
расслабилась.
– Во-первых, рука, – сказал я. – Снимай повязку. Или давай
я…
– Подожди. – Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке – и
лубок легко разлетелся на куски. Зато в руках летуньи блеснула сталь.
– Господь карающий… ты с этим ходила все время? – Я был в
ужасе. Сразу вспомнились самые неподходящие моменты, когда лубок мог
разлететься, а тонкий как шило клинок – пронзить что-нибудь ценное.
– Повязка не так просто снималась, как тебе кажется. Тут
нужен навык.
Да, в предусмотрительности Хелен не откажешь. Достать такое
оружие куда быстрее, чем тянуться в Холод, а убить им – одно мгновение. Мне
стало нехорошо. Почему-то я враз понял, кому предназначалось это оружие.
– Ильмар, давай не думать о старом, – тихо сказала Хелен.
– Ладно. Нож!
Летунья покорно протянула мне оружие. Это оказался стилет.
Трехгранное лезвие было из отличной стали, но, конечно, резать им было нельзя.
Пришлось достать свой кинжал.
– Ильмар, что мне делать с прической? – требовательно
спросила Луиза. Я оглянулся на монахиню… на бывшую монахиню. Да, волосы были
скручены каким-то некрасивым пучком, который только под платком и скрывать.
– Уложи помоднее… нет, по старой моде. Вот, как в мирской
жизни носила, так и уложи.
Луиза глянула на Марка, уныло ковыряющего ногой землю. В
нашу сторону мальчик старательно не смотрел. Позвала:
– Маркус! Поможешь мне!
Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни у
одной, самой светской, дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Марка
помогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднял
кинжал… Потом вздохнул и спросил:
– Хелен, ты позволяешь мне…
– Делай, что считаешь нужным, – твердо, хоть и с тревогой,
ответила летунья.
Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукаве
пиджака – парящий орел с мечом в когтях…
И спорол начисто.
Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Марк и
Луиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия – это позор. Только трибунал
военный такое может совершить. В глазах летуньи вспыхнула ярость.
– Только не убей меня своим запалом, – неуклюже скаламбурил
я. – Хелен, ты должна выглядеть не летуньей… пойми.
– А кем? Разжалованной летуньей?
– Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя!
Так ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!
Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что та
выхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Как хорошо, что
вначале я попросил снять повязку, а то стилет был бы не в моей руке, а в моем
боку…
Летунья остановилась. Тоскливо покосилась на плечо.
– Валяй…
– Точно? Позволяешь? – осторожно уточнил я.
– Да. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов.
Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!
Превращая мундир летуньи в веселенький костюмчик молодой
взбалмошной дамы, я чувствовал себя не слишком уверенно. Но Хелен терпела, даже
давала советы. И когда через четверть часа я закончил – результат превзошел все
ожидания.
Какая летунья?
Какая героиня карпатской войны?
Женушка преуспевающего торговца или мелкого шатлэна.
Любительница балов, тщащаяся придать себе экстравагантный вид, за неимением
подлинного богатства и вкуса. Кстати, кое-как в этом преуспела…
– Великолепно, – сказал я, убирая кинжал. – Сразу видно –
ничего опаснее скалки в руках не держала. Верхом ездит только боком, кораблей
боится, планёров тем более…
– Доволен? – спросила Хелен.
– Конечно. Теперь моя очередь.
Одеяния непризнанного скульптора погибли через пять минут. Я
оставил лишь рубашку и брюки, все остальное бросил в кусты, на радость
неведомому побродяжке. Пришлось потрудиться, пряча пулевик под рубашку, но и
это удалось. Над своим лицом я поработал косметикой – самую малость, убрав тени
под глазами и морщинки на лбу.
– Вид у нас… будто из дома прогуляться вышли, – сказала
Хелен.
– Конечно. Это и хорошо. Теперь займемся Маркусом.
Мальчик, уже закончивший помогать Луизе, подозрительно
уставился на меня.
– Твоя идея с переодеванием была хороша, – сказал я. – Не
бойся, повторять не станем. Что в первую очередь важно для стражника… просто
для внимательного человека, желающего опознать беглеца? Учти – незнакомого
беглеца.
– Пол, – мрачно сказал Марк.
– Конечно. Голова охотника на людей работает, как сито.
Пусть никто об этом и не думает, но половину встречных сразу отсеивает из-за
другого пола. А дальше? В черты лица вглядываться – занятие тяжелое.
– Возраст? – неуверенно спросил Марк.
– Правильно.
– Сделать меня старше или младше ты никак не можешь!
