– Не могу. А вот заставить тебя выглядеть младше… Снимай
штаны и рубашку. Хелен, Луиза, займитесь его одеждой. Штанишки должны быть
короткие, рубашка – с кружавчиками. Возьмете те, что я спорол с формы.
Женщины переглянулись.
– И это поможет? – скептически заметила Хелен.
– Не только. Маркус!
Мальчик покорно пошел со мной к ручью. Я макнул его головой
в воду, взлохматил мокрые волосы. Конечно, полноценных кудрей не завить, но
волос мягкий, что-нибудь да получится.
– Мне же почти тринадцать, – фыркнул Марк. – Я буду глупо
выглядеть в коротких штанах!
– Ты и сейчас-то выглядишь на год-полтора младше, –
безжалостно сообщил я. – А будешь десятилетним.
– Что???
– Доверься мне.
Ну почему у людей нет никакой благодарности? Я творил сейчас
шедевр маскировки, а Марк сидел с таким несчастным лицом, будто попал в лапы
дикарей и готовится принять пытки.
– Художник, чья гравюра всюду висит, польстил немного… –
разбираясь в косметике, сказал я. – Лицо точно передал, ну, тут нужды не было
врать. А плечи пошире сделал, подбородок чуть покрепче… повзрослев тебя
нарисовал. И это хорошо. Все будут искать крепкого подростка. Увидят маленького
мальчика…
Тушь. Тени. Подводка.
Марк и так был большеглазый, теперь я еще больше усилил эту
черту. За спиной Луиза и Хелен, ругаясь по поводу моих безумных идей, фасонов,
детей, отсутствия портняжного инструмента, корпели над одеждой принца.
Румяна. Помада. Тональный крем. Пудра.
Марка надо было не размалевать, как малолетнего актера или
клоуна в цирке, а чуть-чуть усилить детские черты. Последние остатки детства,
еще живущие в лице. И это было самое сложное – все-таки я не профессиональный
гример, а любитель. Эх, сюда бы Толстую Джули из Венеции! Или Биттл Джуса из
Гамбурга! Вот это гример высшего класса! Он и среди ночного люда славу имеет, и
среди знатных дам. А когда, раз в год, съезжаются все ярмарочные борцы в Гамбург
– в честном бою подлинного победителя выявлять, тоже его зовут. В своем кругу
яркий грим не нужен, а вот усилить черты лица, чтобы с трибун виднее было, –
всегда полезно.
Я стал рассказывать Марку про турниры в Гамбурге, про
«гамбургский счет», чтобы хоть чуть-чуть отвлечь его от процедуры. Помогло.
Марк, как любой ребенок, любил подобные истории.
– И там настоящего победителя узнают? Того, кто и впрямь
самый сильный?
– Да нет, конечно. Подлинную силу турниры никогда не
показывали. В Гамбурге тех бойцов, что общим уважением пользуются, а силы не
имеют, утешают. Жизнь такая штука, мальчик, абсолютную истину искать – смешно.
– А что же тогда делать?
– Жить. Время все по местам расставит… Повернись.
Захватив на ладони немного бриолина, я еще раз встрепал ему
волосы.
Отступил на шаг, любуясь эффектом.
– Щеки не надувай, Маркус… Хелен, Луиза, гляньте!
Женщины прекратили спор, грозящий вновь перерасти в ссору, и
уставились на Марка.
– Ну как? – спросил я.
– А в младенца ты его загримировать не сумеешь? – почти
серьезно спросила Хелен. – Десять лет, не старше! Великолепно!
Почему-то обе женщины разволновались так, будто я не
внешность мальчику чуть подправил, а совершил подлинное омоложение. Хелен
продолжила допрос:
– Взрослых тоже сумеешь… так?
– Конечно. Со взрослыми-то обычно и приходилось работать…
Любой хороший вор должен уметь внешность…
Я замолчал. У них какой-то нездоровый блеск был в глазах.
– Женщину тоже можно так преобразить?
– Да.
– А сколько лет можно убрать? И как ты это делаешь? –
встряла Луиза.
– Ну, тут важно детские черты разглядеть, и от них идти.
Главное – в карикатуру не впасть… – Бросившись к Марку, я схватил его за руку,
уже занесенную, чтобы пригладить волосы. – Не смей! Забудь, что у тебя голова
имеется!
– Ильмар, а… – Луиза никак не могла успокоиться. И я понял,
в чем дело.
Надо же! Высокородные дамы, а не владеют искусством лица
лепить, что любой городской шлюшке известно!
– Потом. Хорошо? Мы уже час потеряли!
– А если нас схватят? – выкрикнула Луиза. – Ты же тогда не
успеешь рассказать!
– Если нас схватят, то куда вам краситься? Перед плахой?
Даже этот аргумент подействовал слабо. Но все же они
умолкли, быстро закончили возню с одеждой Марка, и вскоре негодующий мальчишка
влез в свой костюмчик.
– Прекрасно, – подвел я итог. – Мы имеем семейную пару из
средних сословий, их высокого, но с невинным младенческим лицом сыночка, и
стареющую компаньонку.
Нет, почему у людей нет чувства благодарности? Все трое
уставились на меня такими возмущенными глазами…
– Пойдем, надо спешить, – быстро сказал я.
Мы вышли из-под прикрытия деревьев, двинулись по самой
кромке леса. На ходу я оглядывал своих спутниц и мальчика, пытаясь найти слабые
места в маскараде. Вроде бы ничего подозрительного. Теперь бы еще придумать,
как помириться…
Я посмотрел в небо. И сразу же нашел безопасную тему для
разговора.
– Хелен, ты погляди, какая птица! Парит в вышине, как
планёр!
Летунья подняла голову, сделала еще пару шагов, застыла:
– Это не птица, дурак! Это планёр и есть!
– С линкора? – выдохнул я.
– Нет… это «фалькон», он с палубы не стартует. Не знаю.
Может, с острова? Или с берега, тут три площадки есть поблизости…
Планёр кружил в небе, высоко-высоко, белая большекрылая
точка. Теперь, всмотревшись, и я понял, что для птицы он слишком велик.
– Преследование?
– Не знаю. Был он в небе, когда мы к лесу шли?
– Я не смотрел.
– И я тоже… дура…
Неведомый летун вроде бы и не собирался снижаться. Шел в
небе огромными кругами… как коршун, высматривающий добычу.
Сравнение мне не понравилось.
– Хорошо идет, – с завистью и восхищением произнесла Хелен.
– Не знаю… слишком высоко, чтобы стиль понять. Но что-то знакомое есть…
– Может, обратно в лес? – предложил я.
– Заплутаем. Идем дальше, как шли. С такой высоты лиц не
разобрать…
