– Я вижу, республика и аристократия вполне совместимы? – утвердительно спросил цесаревич по-английски. Вроде бы фраза ничего не значила и даже не требовала ответа, но окружающие опытные царедворцы уловили скрытое ее напряжение и незаметно отодвинулись, а потом и вовсе разошлись, как бы освобождая место для дальнейшего диалога.
– При взаимном интересе – никаких проблем, ваше высочество, – с милой улыбкой ответствовала графиня. Ее глубокий с серебристыми переливами голос подействовал на цесаревича явно возбуждающе: ноздри его крупного прямого носа раздулись, а нижняя полная губа опустилась, хищно приоткрыв крупные белые зубы.
– Я надеюсь, графиня, на нашу встречу в другой обстановке, – сказал Александр, понизив голос. – По России и Европе я путешествовал, а доберусь ли до Америки – неизвестно. Хотелось бы побольше узнать о Соединенных Штатах, так сказать, из первых уст. Вы не откажете мне в такой любезности?
– Разумеется, ваше высочество. Я вся – к вашим услугам. – Графиня снова сделала легкий книксен. – Как только у вас найдется время для меня.
– Отлично. Не будем откладывать. Завтра в три часа пополудни жду вас в своем кабинете. Лев Григорьевич проводит.
– А меня кто представит столь очаровательной даме? – Веселый громкий баритон вмиг разрушил конспирологическую крепость, сложившуюся вокруг цесаревича и его собеседницы. Его обладатель, высокий и широкоплечий, при усах и бакенбардах, красавец в эполетах со звездами генерал-лейтенанта объявился из ниоткуда, оказавшись вдруг у правого плеча Александра Николаевича.
– Саша, друг мой, наконец-то! – откровенно обрадовался цесаревич, схватив генерала за плечи и слегка прижимая к груди. – Я уж думал, не захватили ли тебя абреки? Как я рад! Как я рад!
– Я тоже безмерно рад видеть вас во здравии, ваше императорское высочество, – склонил генерал кудрявую с глубокими залысинами голову.
– Брось ты, Саша, эти «высочества». Не на аудиенции, поди, а на бале. – Александр Николаевич перешел на английский. – Вот, познакомься лучше: графиня из Соединенных Штатов…
– Чего я и добиваюсь целых полчаса. Князь Барятинский, Александр Иванович, – щелкнул каблуками генерал. – Бывший командир Кабардинского егерского полка.
– Графиня Хелен Эбер, – присела в реверансе молодая женщина и протянула руку для поцелуя, чем князь тут же и воспользовался.
– Постой-постой, Саша, – заволновался цесаревич уже по-русски, – почему «бывший»?
– А Воронцов освободил меня от командования. Ему там кто-то накуковал, что я, будто бы, плохо отозвался о нем как о командующем и наместнике – он и отреагировал, как ожидалось. – Генерала больше интересовала новая знакомая, и он снова перешел на английский. – Графиня, неужто вы прямо из-за океана?
– Н-ну, не прямо… Через Европу, – засмеялась Хелен.
– Но это же нельзя так оставлять! – рассердился наследник.
– Успокойся, я тебе потом все расскажу, – на мгновение обернулся к нему князь. – Разве можно отвлекаться на мелочи, когда рядом такая феерическая гурия… – Это опять по-английски, призывно глядя в глаза женщины.
– Вы считаете себя праведником? – лукаво поинтересовалась графиня.
Сенявин, в отличие от других царедворцев оставшийся при даме, переглянулся с напрягшимся после вопроса графини Александром Николаевичем и счел за лучшее откланяться: начавшиеся игры были совсем уже не для посторонних ушей. К тому же бал продолжался, и торчать столбиком возле наследника и его друга-приятеля становилось не очень удобно: начнутся в обществе пересуды, а Лев Григорьевич не любил, когда о нем сплетничали.
А графиня продолжала наступление, если не сказать – атаку:
– Что же вы замолчали, князь? Или вы недостойны внимания гурии?
Цесаревич тяжело вздохнул за его спиной, и Барятинский мгновенно все понял.
– Отнюдь, графиня, я далеко не праведник. Вот уже тридцать пять, а все еще не женат и даже детей нет. Двадцать лет шалю да воюю, воюю да шалю. Пора бы и за ум взяться. Вот с Шамилем покончим, и сразу же займусь семейным счастьем. Впрочем, простите, графиня, вам это, конечно, малоинтересно…
– Отчего же? – возразила Хелен. – Наши газеты пишут, что русские более двадцати лет воюют с Шамилем и не могут его победить…
– С Шамилем мы воюем пятнадцать лет, – уточнил генерал. – А победить не можем, потому что… ну, это – не обычная война, и наши войска допускают много ошибок…
– Ты, я слышал, начал применять новую тактику? – сказал по-русски цесаревич. – Запрещаешь жечь аулы, брать заложников…
– Воронцов и это лыко мне в строку. А тактика, между прочим, уже дает результаты: чеченцы стали отворачиваться от Шамиля. Устали, понимаешь, от войны. Кстати, придумка эта с тактикой – не моя. Попала как-то в руки мне случайно докладная полковника Муравьева, почти десяток лет пролежала в штабе под сукном. Читаю и натурально обалдеваю! Ты не поверишь: в докладной – все основы этой тактики. Десять лет прошло впустую!
– Это какого же Муравьева?
– Да недруга моего закадычного, того самого, кто сейчас в Восточной Сибири генерал-губернатором. Он тогда служил на Черноморской линии. Умнейший, оказывается, дипломат! Надо написать ему, протянуть руку мира, так сказать. – Барятинский вдруг спохватился, посмотрел на графиню, с равнодушным видом обмахивавшуюся веером, и явственно покраснел: – Извини, Саша, но мы ведем себя неприлично по отношению к даме. Она же по-русски не понимает.
Цесаревич с высоты своего роста тоже взглянул на нее.
– Да-да, ты прав. Увлеклись! – И перешел на английский: – Простите нас, сударыня. Мы решили, что тема для вас совершенно неинтересна, и… – Он замялся, не зная, как закончить.
– Топот грубых военных сапог не для таких хорошеньких ушек, – тяжеловесно сострил генерал, но графиня засмеялась:
– Вот уж не думала, что солдатские башмаки могут идти в ногу с комплиментом.
Оркестр на балконе зала заиграл дивертисмент. Цесаревич взглянул на часы, поискал глазами жену – окруженная дамами, она как будто почувствовала, повернула голову, поймала его взгляд и кивнула.
– Александр Иванович, дорогой мой, – сказал наследник, – графине уже наверняка надоели разговоры, и ей хочется танцевать – все-таки у нас бал. Сейчас будет мазурка. Надеюсь, ты не оставишь даму без внимания. А я уйду по-английски: у меня завтра заседание Амурского комитета и надо выспаться. Графиня, напоминаю: мы встречаемся в три часа.
– Да-да, ваше высочество. Только – где?
– Я пришлю за вами карету. Вы остановились в «Наполеоне»?
– Да, ваше высочество.
– Вот и отлично. – Наследник, прощаясь, наклонил голову и отошел.
Барятинский проследил взглядом, как его царственный друг встретился с женой, и они вместе исчезли за спинами гостей.
– Послушайте, графиня, – сказал он, поворачиваясь к американке, которая, оказывается, тоже провожала взглядом цесаревича, – а не плюнуть ли нам на мазурку и прочие полонезы и не закатиться ли в хороший ресторан? С этим Кавказом целую вечность не был в ресторане, тем более с красивой женщиной. Поедем, а? Например, к Палкину, что на Невском. Там осетрина – попробовать и умереть! Или ягнятина на косточке – нечто умопомрачительное!..
