Таким образом, у больных Бориса Исаевича не было категорического раз и навсегда наложенного табу. Им лишь предлагалось временно воздержаться, что переносилось гораздо легче, чем категорический запрет.
Главное было периодически ощупывать свою голову. Если твёрдый катышек определялся – ещё рано; если нет – всё, процесс лечения закончен. Чтобы папист преждевременно не определил завершающую стадию лечения, жене или близким больного рекомендовалось совместное ощупывание головы.
Поначалу больные по несколько раз в день трогали голову, потом реже. На какое-то время забывали совсем, спохватывались, трогали. Нащупав, с удивлением обнаруживали, что уже не так сокрушаются по поводу её наличия. Шло время. Тяга к спиртному ослабевала, у некоторых исчезала совсем. Трудовые будни построения социализма обеспечивали постоянную занятость общим делом и индивидуальным решением бытовых проблем. Чем и занимался освобождённый от алкогольной интоксикации организм.
Конечно, основной причинный фактор заболевания не исчезал. По-прежнему регулярно поступали цистерны с концентрированным алкоголем. Но рабочие с капсулой в голове, или «заряженные», как они сами себя называли, уже не стремились в разливочный цех. Прослойка непьющего пролетариата росла. Заводское начальство не могло нарадоваться росту производительности труда. Жены исцелённых боялись открыто радоваться происходящему, чтобы на всякий случай не сглазить, но на доктора молились коллективно.
Что из себя представляла магическая капсула, её состав и прочие физико-химические данные, понятно, было строжайшим профессиональным секретом доктора. Никто из больных и коллег её не видел. В нужный момент врач извлекал что-то из банки тёмного стекла и тут же плотно закупоривал сосуд. По окончании операции банка с заветными капсулами исчезала в сейфе.
Простота, доступность, а главное результативность методики обеспечили громкую славу доктору Хайкину. Постепенно она докатилась до областного центра и, кто знает, катилась бы дальше, если бы не зависть. Обыкновенная профессиональная зависть своих коллег. Когда у маститых светил сократилась очередь к кабинету, когда стали поступать сведения о каком-то сельском лекаре, творящем чудеса, профессиональное сообщество отреагировало мгновенно.
Под надуманным предлогом в клинике областного центра у «заряженного» пациента была извлечена «капсула». Ею оказался обыкновенный… велосипедный подшипник.
То, что началось после этого, сравнимо с компанией против «врачей-вредителей» в рамках областного масштаба. Редкий представитель официальной медицины не отметился в хоре негодующих и требующих немедленного наказания.
Однако полному уничтожению «шарлатана от медицины» мешала статистика. Она неумолимо, неудобно, невыгодно показывала самые высокие проценты излеченных именно у доктора Хайкина. Помогли также коллективные обращения трудящихся лимонадного завода и трусопошивочного комбината с просьбой взять опального доктора на поруки.
Сам Борис Исаевич, казалось, не замечал происходящего. Только крепче заваривал чай и чуть громче постукивал ложечкой. В его по-прежнему проницательном взоре читалась твёрдая уверенность всеми доступными средствами помогать болеющим.
«Буратино»
Так назывался газированный напиток, который выпускал наш лимонадный завод. Казалось бы, какое отношение к производству безалкогольных напитков имеет выпускник мединститута – начинающий врач? Самое непосредственное, как мне объяснил главный врач больницы, где я должен был трудиться по основной специальности.
На первой неделе самостоятельной работы он вызвал меня к себе, заранее не обозначив тему беседы. Мыслей по поводу улучшения лечебного процесса было много, и я с готовностью прибыл в указанный час.
Главный был фигурой колоритной. Несколько зубов снизу отсутствовало, и, хотя он был ещё человек нестарый, это обстоятельство его ничуть не беспокоило. Напротив, он находил в этом определённое удобство. Перед тем как начать разговор с собеседником, он разминал папиросу «Беломорканал» и надёжно устраивал её на месте дефекта. Зажатая между зубами, она дымила в своём режиме и совершенно не мешала беседе. Иногда разговор носил эмоциональный характер, и главный, забыв о первой, автоматически прикуривал и вставлял на другую сторону вторую папиросу. Если беседа принимала экстремально напряжённый оборот, он начинал почёсывать открытую часть голени между нижним краем брюк и верхним краем носка, останавливаясь лишь, когда появлялась кровь. С окровавленными руками и ногами, в клубах табачного дыма, с двумя окурками во рту, он производил неизгладимое впечатление.
Неудивительно, что за глаза коллеги называли его Горынычем. Они же предупредили меня о поведенческих особенностях руководителя и что разговор желательно закончить без кровотечения.
Увидев меня, Горыныч приветливо, что уже настораживало, поздоровался и, спокойно зарядив папиросу, начал разговор. С первых слов стало понятно, что не о клинике речь. О международной обстановке, которая традиционно была непростой. Американская военщина наращивала ядерный потенциал, бряцала оружием и всячески мешала устанавливать мир во всём мире. Более того, потенциальный противник уже наметил себе стратегические цели на территории нашего государства.
Видя моё недоумение, к чему это он, мол, клонит, шеф продолжил терпеливо объяснять. По данным соответствующих органов, наш район попадает в сферу преступных интересов империалистов. И это понятно, ведь как минимум два стратегически важных объекта у нас есть: трусопошивочный комбинат и лимонадный завод. Стоит нанести по ним ракетно-ядерный удар, и экономика района будет уничтожена. Чтобы сразу после бомбометания оказывать помощь пострадавшим, на обеих производствах уже сформированы санитарные дружины из числа работающих. Для практического руководства и теоретической подготовки они должны быть усилены врачебным персоналом. Это общественная, но в то же время почётная нагрузка. Санитарной дружиной комбината уже руководит анестезиолог, а мне предлагается возглавить дружину заводскую.
Осознав высокое доверие, я осторожно заметил, что, если агрессор будет точен с ядерными боеголовками, то никакие дружины не понадобятся. Главный понял моё замечание как банальное желание закосить и сообщил, что я уже внесён в списки гражданской обороны, то есть смысла отпираться нет.
Первое занятие было ознакомительным и проходило в заводском актовом зале. Десятка два скучающих рабочих, они же санитары военного времени, в расслабленных позах разместились перед трибуной, где мне предстояло вещать.
Перед началом заботливая женщина спросила, что желает лектор для голоса – воду или «Буратино»? Именно так, с ударением на последний слог. Не придав этому особого значения, я решил, что на территории завода, производящего лимонад, следует пить лимонад и попросил поставить мне стакан «Буратино».
