– Так вы полагаете, что это взаимовыгодная сделка?
Мэгги пожала плечами.
– У вас есть деньги. А я имела предусмотрительность сразу записаться на этот мастер-класс, чтобы попасть сюда. К тому же не забывайте, что вы сами предложили мне сделку, предоставив карту на день.
Кэйд скрипнула зубами.
– Мне даже не позволили остаться в мастерской на целый день. И я не сумела занять ваше место. Вы можете вернуться завтра.
Завтра жизнь в этой лаборатории опять будет бить ключом, и участники мастер-класса убедятся в этом. Но не она. Сильван Маркиз отправил ее в изгнание.
– Правда? – просияла Мэгги. – Ой, а знаете, что пришло мне голову? Я очень тосковала с тех пор, как муж покинул меня, но предчувствовала, что в Париже мне обязательно повезет! Я даже подумала, что сам Господь подсказал мне поехать сюда. Мой пастор сомневался, но сама-то я чувствовала свою правоту. И Он послал мне вас.
Забавно, всякий раз, когда кто-то благодарил Бога за нее, это случалось потому, что они получали приличную сумму денег. Обычно, конечно, эти деньги предназначались на благотворительность. Досада Кэйд исчезла. Может, действительно Господь послал ее в помощь этой дамочке в нелепом пурпурном брючном костюме, чтобы отыскать новый путь в жизни? Не слишком ли щедрая помощь?
– К тому же вы так же великодушны, как мои алименты! – радостно воскликнула Мэгги Сондерс.
– Достаточно, спасибо! – бросила Кэйд и, развернувшись, направилась обратно к своему дому.
«По крайней мере ты сделала доброе дело, пусть и заплатив за него почти двадцать тысяч баксов, – мысленно утешила она себя. – Помогла кому-то развеяться после развода».
– Пожалуйста, не стоит благодарности! – крикнула ей вслед Мэгги.
Удержавшись, Кэйд не стала биться головой о непробиваемую стену и, захлопнув за собой дверь парадной, похромала вверх по лестницам. Колени ныли после головокружительно слаломного спуска за своей кредиткой.
Сильвану Маркизу придется за многое ответить. Это его вина.
– Тридцать тысяч долларов? – потрясенно воскликнула Кэйд, разговаривая по телефону и не сводя глаз с двери в лабораторию на противоположной стороне улицы. – За одно утро вы выдали с моей карты тридцать тысяч, и вам не пришло в голову приостановить выплаты?
– Мисс Кори, мы узнали, что вы в Париже! И разумеется, сочли, что вы могли себе позволить потратить деньги у Диора и Эрме.
Разумеется… Кэйд усомнилась в своей адекватности миру. И даже в адекватности всех ее родственников. Ей расхотелось приобретать парижские изыски в бутиках на рю Фобур де Сент-Оноре. Правда, она туда еще даже не заглядывала.
– Разве я когда-нибудь тратила за одно утро тридцать тысяч?
Внизу на улице появилась блондинка. Может, вчерашняя подружка Сильвана? Кэйд вздрогнула, загораясь надеждой, смешанной со страхом. Неужели ей известен код?
– Нет, но вы же в Париже, – ответила сотрудница кредитной компании с завистью.
Такую же зависть обычно испытывала и Кэйд. Париж, мировой символ романтичной жизни!
– Вы намерены опротестовать эти выплаты? – любезно спросила женщина, словно это не подразумевало головной боли для всех них.
– Нет, не беспокойтесь, – вздохнув, ответила она. – Картой пользовалась одна моя знакомая.
Молчание предполагало, что подобные наглые знакомые у богатых действительно встречались.
– Но вы можете заблокировать карту сейчас и срочно доставить мне новую через «Федерал экспресс»?
– Конечно, – ответила женщина профессионально поставленным нейтральным тоном, даже испытывая облегчение от того, что солидный клиент не поставил в вину компании опрометчивую выплату тридцати тысяч долларов без подтверждения владельца карты. – Она будет у вас завтра утром.
– Отлично.
Кэйд бросила телефон на кровать и протерла линзы бинокля.
Блондинка Шанталь остановилась перед дверью лаборатории. Кэйд хватило выдержки, чтобы не отшвырнуть бинокль: Шанталь действительно знала входной код. Безупречная, красивая chic Parisienne
[69]
знала заветную формулу «сезам, откройся», открывающую доступ в волшебную пещеру.
Похоже, Сильван Маркиз нагло позабавился с Кэйд. Или, что еще хуже, действовал по привычке.
Глава 10
Улицы Парижа облачились в черный вечерний плащ, подобно парижанкам, нарядившимся для развлечений, – скользящие черные платья облегали их тела, переливаясь и поблескивая. Париж натянул ажурные черные чулки на изящные ножки, добавил черные туфли, и их высокие каблучки звонко зацокали по тротуарам. Дома расцветились гирляндами драгоценных огоньков – серьгами, браслетами, приглушенным блеском макияжа, блеском пудры.
Кэйд стояла у окна, глядя на этот сверкающий обещаниями вечер из-за проклятого оконного стекла. Наблюдала за вечерним весельем до полного его изнеможения, пока драгоценности не начали исчезать, беспечно брошенные на прикроватные тумбочки, – огни квартир гасли, цокот каблучков затихал, и ноющие ноги обретали блаженство под теплыми одеялами.
И вот она увидела, как погасло окно последнего бессонного страдальца, и на улице остались лишь строгие силуэты фонарей, выхватывающих из мрака лужицы янтарного света. Прекратилось движение машин. Давно удалился последний прохожий, еще один подвыпивший гуляка, и улочка под окнами опустела и затихла. Полное безлюдье устраивало ее; чем дольше оно продлится, тем больше вероятности, что у нее хватит смелости покинуть свое затворничество. Да, вот так проводила Кэйд очередной одинокий вечер в романтическом, мечтательном Париже, на сей раз в своей комнате. Город уже внушал ей страх, не позволяя оробевшей душе отправиться одной в ресторан или прогуляться в полночь вокруг Эйфелевой башни.
Более того, ей страшно выйти в Париж ночью, чтобы осуществить задуманный план мести. Мысленно поздравив себя, Кэйд выглянула из окна на затихшую улицу, сознавая, как бездарно проходит ее жизнь в Париже, хотя…
Она решительно развернулась и направилась к лифту.
Дубликат, сделанный с украденного ключа, подошел к двери в лабораторию Сильвана. После четырех попыток ей удалось набрать правильный код, его возможные варианты Кэйд вычислила с помощью просмотра записи видеокамеры и наблюдения в бинокль, но лишь четвертый вариант совпал с той волшебной открывающей комбинацией.
Дверь с тихим щелчком открылась, но Кэйд медлила, изумляясь собственному безрассудству, подвигнувшему ее на опасную авантюру. От выброса адреналина кровь быстрее побежала по жилам. Чувствуя стеснение в груди, она с трудом перевела дух.
