– Я экспериментирую с новыми украшениями для моих конфет «Диковинка», – пояснил он. – С базиликом, – добавил Сильван на тот случай, если она, пробуя многочисленные сорта его конфет, не поняла, что в «Диковинке» есть вкусовой нюанс базилика. По правде говоря, она и не смогла бы распознать этой приправы, если бы в коробке не лежала этикетка с описанием состава конфет. И тем более тонкий привкус базилика. Не удивительно, подумал он, ведь ее предпочтения отданы корице.
– Как только добьемся нужной консистенции, нанесем их на те овальчики, что появятся из глазировочной машины. И посмотрим, понравится ли нам новое украшение.
– А как много разных ганашей вы используете? – спросила Кэйд, поскольку ей нравилось слышать, как он произносит по-французски слово «ganache».
Так же, как французское слово «шоколя», оно звучало ласкающим соблазном для ее ушей.
– В настоящее время мы изготавливаем двадцать четыре ganaches au chocolat
[132]
.
Музыка этих произнесенных им слов породила в ней жаркую волну желания, заискрилась воспламеняющими дразнящими язычками в эротических зонах груди, внутренней стороне запястий, затылка.
– Девятнадцать из них на основе noir chocolat, с разнообразными вкусами и насыщенностью, и пять – аu lait chocolat
[133]
.
– А какая ганаша твоя самая любимая?
«Ну произнеси это вновь, – мысленно взмолилась она. – Произнеси вновь ganache au chocolat».
Сильван покачал головой.
– Тут у меня нет предпочтений. Если бы я не считал их всех лучшими, то не стал бы изготавливать их на продажу.
Кэйд тихо вздохнула, напомнив себе, что в их продажах считались лучшими «Шоколад Кори». Этот вид продукции продавался миллиардами, лежа на удобных для покупателей полках в сети известных магазинов.
Нет, их значение не ограничивалось объемами продаж. Эти плитки, снискавшие любовь покупателей, внушали надежду, придавали людям уверенность, став частью их радостных детских воспоминаний. Они позволяли им играть у камина, увлеченно стряпая «Сух-мо».
– А какой сорт конфет ты ешь чаще других?
– Я редко ем конфеты ради удовольствия. Здесь постоянно приходится что-то пробовать. Или иногда новый шоколатье привлекает внимание критиков, и мне тоже хочется попробовать его изделия. Мне нужно снимать пробы, поэтому вряд ли я мог бы испытать такое же, как ты, удовольствие, открыв новый набор шоколадных конфет и размышляя, какую из них попробовать первой.
Да, вероятно, он прав. Новая коробка изысканного шоколада казалась ей шкатулкой с драгоценностями, собранными из тайных сокровищниц мира.
– Для меня исходным является удовольствие открытия, когда я впервые создаю сорт и пробую его после завершения процесса, решая, безупречен ли он или нужно продолжать поиски.
Поясняя свою позицию, Сильван положил перед Кэйд чистый лист пластика, вручил зубную щетку и, накрыв своей ладонью ее руку, показал, как разбрызгивать массу. Зеленые брызги получились у нее слишком большими. Одним движением его загрубевший от разнообразной кухонной работы палец протер испачканный пальчик Кэйд, и Сильван вновь показал ей правильный способ разбрызгивания.
– Мне нравится этот этап. Но если что-нибудь сравнимо для меня с чувством, что испытываешь ты, открывая новую коробочку шоколадных конфет, то это открытие неизвестного прежде отличного ресторана, когда я, выбирая блюда из меню, предвкушаю, как я буду пробовать то, что кто-то другой приготовил для меня.
Кэйд задумалась, есть ли еще в Париже такой изысканный ресторан, блюда которого Сильван не успел попробовать. В ее душе вспыхнули искорки счастья, когда перед глазами возникла картина, как они вдвоем сидят в ресторане и сам Сильван мысленно смакует каждое воображаемое им блюдо, прежде чем решить, какой сделать заказ. Несомненно, он будет выглядеть элегантно в любом выбранном им наряде. Кэйд могла бы отвезти его в любой выбранный им ресторан. Заказать вертолет и слетать с ним в ресторан на юге Франции, если бы Сильван захотел. Она могла бы…
– Сейчас мне хочется сделать конфеты с еще более горьким шоколадом, чем те, что я приготовил для тебя, – задумчиво произнес он.
– Ты правда сделал их специально для меня?
– Oui, bien sûr
[134]
, – ответил Сильван.
«Будь то на грешной земле или в райских небесах, он, похоже, особо не тратил время на подделки, – решила Кэйд. – Сильван все делает по-настоящему, на сто процентов, либо не делает вообще».
Что бы тогда это означало по отношению к ней?
– Ты думал о том, чтобы продать их? – спросила она.
– Пока делал, не думал. Но мне еще хочется поэкспериментировать с ними. Возможно, они понравятся нашим клиентам. Я бы назвал их «Горчинка» или «Разочарование».
Он забрал у нее забрызганную пластиковую доску и заменил ее на чистую.
– А ты как считаешь? Следует ли мне предложить их на суд покупателей?
– У меня осталось странное навязчивое послевкусие, – призналась Кэйд. – Я бы с удовольствием попробовала еще разок.
Сверкание в его глазах – насмешливое, удивленное, настороженное. Его скулы также заметно порозовели? Он взглянул на нее.
– Мы говорим о шоколаде? Или о жизни?
– О шоколаде, разумеется, – произнесла она, смущаясь. – Однако, добившись желаемого, человек успокаивается. Перестает искать, стремиться к чему-то новому. В моем мире это называется плохой торговлей, а как в твоем – неизвестно. Ты мог бы продавать каждую штучку по пять сотен евро, и клиенты покупали бы их. И с другой стороны, не имеет значения, насколько велики будут продажи.
– Пять сотен евро – это слишком, но идея хорошая. Мы станем продавать каждую конфетку в особой обертке и упаковке в пару раз дороже других сортов.
То есть в таком же крошечном пакетике, какой он подарил ей. Кэйд засомневалась, хорошо ли то, что сама послужила вдохновением для этого темнейшего, горчайшего, нежнейшего и вкуснейшего шоколада. Пожалуй, хорошо.
– Уверен, что вскоре этот изыск станет популярным, – с довольным видом произнес Сильван и добавил, словно забыв о присутствующих: – Особенно такой подарок подойдет для примирения поссорившихся влюбленных.
Кэйд уставилась на пластиковую доску, будто последнее слово вернуло их на хрупкую зыбкую почву. На мостик из яичных скорлупок, перекинутый, видимо, через широкий, обрывистый и глубокий провал, причем никому не известно, что ждет на другом берегу, поскольку никому не удавалось достичь его, не проломив переправу.
Она, Кэйд Кори, наследница семейства Кори из Мэриленда. От нее зависят судьбы множества людей. Даже думать о возможности переплыть на другой «берег» означало витать в облаках. А раз уж что-то заведомо невозможно, то следует быстро отказаться от этого и возвращаться домой.
