Я скромно сидел в сторонке, прикидываясь то ли врачом, то ли вовсе тряпочкой, но когда все начали выходить из королевских покоев, рискнул подняться и приблизиться к королевскому ложу.
— Ваше величество…
Он прошептал:
— Мне слышно…
— Вы мужественный человек, — сказал я, — но, ваше величество, эти боли доконают вас.
Он взглянул на меня измученными глазами.
— Вы такую мне новость сказали!..
— Хороший признак, — заметил я. — Острите…
— Это шутки висельника, — буркнул он. — Что вы знаете о таких болях…
— Мало, — признался я. — Но это камни, как догадываюсь, что отложились у вас внутри. Как у курнесушек, но не совсем так. И чуточку иначе, чем у гусей. У тех они круглые, как у уток, но побольше, а у вас поменьше и с острыми краями. Когда лежат спокойно, то терпимо, можно не знать о них вовсе, но некоторые иногда пытаются выбраться вместо с потоком… да не дерьма, то бы еще терпимо, а мочой… вот тут и начинается веселье! Не для вас, правда.
Он процедил сквозь зубы:
— Это я знаю. А откуда знаете вы?
— У нас один король так страдал, — сообщил я, — придворные рыдали с ним вместе. Жаль, лекарство придумали только после его смерти. Лет через триста.
Он насторожился.
— Что? Лекарство есть?
— Да, — ответил я. — Хотите попробовать?
Он посмотрел исподлобья.
— Шутите?… Вы же сами сказали, скоро сдохну.
— Я такое брякнул? — спросил я виновато. — Где же моя неврожденная деликатность глерда… Или это из меня такой глерд… В общем, может быть, и не скоро. До утра дотянете…
Он прошептал:
— Вы в самом деле лекарь?
Я покачал головой.
— Нет, но у меня совершенно случайно есть нужная настойка. В путешествии все пригодится, а я такой запасливый, что мне бы купцом, а не глердом.
Он сказал слабо:
— Чем меня только не поили… Только хуже. Уже огромное чудо, что вы сумели погасить хоть на время мои боли.
— Тогда чем рискуете? — спросил я. — Судя по вашему лицу, вы уже на пределе.
Он криво усмехнулся.
— В самом деле… Ну помру на пару дней раньше…
— Ваше величество, — сказал я очень серьезно, — вы сейчас очень ценный союзник для Нижних Долин. Ее величество не желает вас потерять. Вы нужны нам живым и здоровым. Это я к тому, чтобы вы не подумали насчет отравы.
Он отмахнулся.
— Мне уже все равно. Даже если отрава… Закончатся эти муки.
Он с надеждой смотрел, как я снова щелкнул металлической пряжкой, отстегнув крышку, на этот раз король увидел капсулу побольше, зловеще-красную и продолговатую.
— Это, — проговорил он, — не похоже… на отвар…
— Это отвар, — заверил я, — в сухом виде. Как сухое молоко… Ах да, как молоко может быть сухим… В общем, ваше величество, не умничайте, а глотайте… Предупреждаю, будет хреново, очень хреново.
Он помрачнел.
— А нельзя мне снова то снадобье, что снимает боль?
— Можно, — ответил я. — Дам. Но хреново будет по-другому. Организм начнет бороться с инфекцией… с ядом, что вырабатывается в вашем теле… говоря без фокусов, у вам там уже гниет внутри. Такое сразу не залечится, сперва надо убить тех гадов, что творят такое… это такие червячки, но только очень-очень мелкие… а когда воспаление снимется, тогда и… В общем, раскройте рот, вот ваша чаша с вином. Нет, всего глоток, чтобы запить… Помните, все решает соматика. В смысле, если сложите лапки и перестанете бороться, вам конец, а если скажете себе твердо, что сперва королевство от Антриаса нужно спасти, то у вас есть шанс.
Он покорно проглотил капсулу, из чаши сделал всего один глоток, как я и сказал, и вернул мне пустую. Я посмотрел с уважением, буду знать, что такое королевский глоток.
— Не волнуйтесь, — сказал он, — если не получится… я же все равно помирал…
— Ваше величество, — сказал я восхищенно, — не знаю, какой из вас король, но человек вы хороший. Меня утешаете, надо же!..
Он слабо ухмыльнулся.
— Утешение ничего не стоит… А вы меня избавили по крайней мере от боли. Если и сдохну, то без этой рези.
— Уже начинает резать? — спросил я с беспокойством. — Только не врите, ваше величество. Вы же король, по мелочи не брешете.
— Нет, — признался он, — боли еще нет, но уже страшно… как вспомню…
— Не стоит раньше времени, — предупредил я. — Обезболивающее тормозит выздоровление. Потом дам, когда станет совсем больно. Завтра.
— Хорошо, — прошептал он.
Его лицо за это время чуточку порозовело, прерывистое дыхание стало ровным. Я молчал, он осторожно повернул голову, наши взгляды встретились.
— Вы великий лекарь, глерд, — сказал он с чувством.
— Лежите, — велел я, — а то сейчас будет еще хуже. Пока я всего лишь приглушил боль. Это для того, чтобы самолечение не показалось еще большей мукой.
— Но я чувствую себя хорошо!
— Чувствовать, — изрек я, — и быть — две большие разницы, как говорят в одном великом городе. Сейчас начинается процесс растворения ваших камней. Если начнете кабердыкаться, они зашевелятся и могут попытаться выйти. А так как станут мельче, то могут пролезть, а это значит не просто поцарапают там, а буквально порвут острыми краями, как дурной кот хозяина когтями.
Он содрогнулся.
— Они что, кристаллы?
— Конечно, — заверил я. — У простых людей простой песок или мелкие камешки, у благородных глердов уже полудрагоценные, а у королей сплошь алмазы! А вы знаете, какие они по крепости.
Он снова содрогнулся, замер, прислушиваясь.
— Терпите, — сказал я с сочувствием. — Могут полезть один за другим. Но лучше подождать, пока не превратятся в слизь. Но, если вам вдруг жалко портить такие драгоценные камни…
Он вздрогнул.
— Глерд!.. Это у вас там юмор такой? Жестокий вы народ…
— А еще черствый, — согласился я. — Ваше величество, вы кабан здоровенный, у вас сердце, как вижу по морде лица, крепкое, так что, скорее всего, выдержите некоторое отравление организма… Не дайте себе умереть раньше Антриаса. Переживите этого гада!
В жару король метался несколько дней, часто теряя сознание, бредил, в самом деле боролся со смертью, но сегодня в минуту просветления велел подать себе некую бумагу, скрепленную своей подписью и королевскими печатями, собственноручно швырнул ее на жарко полыхающие угли в камине.
Курт просиял, сказал с чувством:
— Ваше величество!
Астрингер ответил слабым голосом:
