— Или какая-то проверка, — сказал я.
— Зачем?
Я пожал плечами.
— Неважно, они нам не мешают.
— Но я за ними присмотрю, — пообещал он.
Когда поднялись в седла, Фицрой помахал рукой, и гвардейцы послушно выстроились за нами в колонну по двое в ряд. Как я понял, это для престижа, укрепленный замок не захватить даже армии, только долгой осадой, так что это либо всего лишь вежливый жест, король не может не поблагодарить, либо среди них человек, который еще и понаблюдает за нами.
Нас догнал старший среди гвардейцев, одет не лучше остальных, как и оружие все такое же, но откозырял и представился с надлежащим высокомерием глерда:
— Вэнсэн Ваддингтон к вашим услугам, глерды. Его величество велело не ограничиваться только охраной, а выполнять все ваши распоряжения, о чем я и сообщаю.
— Прекрасно, — воскликнул Фицрой и окинул его взглядом собственника, — мы вам найдем работу, глерд! Подмести, подать, пол вытереть…
— Глерд Ваддингтон, — сказал я, — мы благодарны его величеству за такую неустанную заботу. Он понимает, что нас мало, потому вам, возможно, придется не только работать мечами…
Он чуть наклонил голову.
— Глерд…
Когда он придержал коня и остался поджидать гвардейцев, я сказал Фицрою с упреком:
— Зачем пугаешь людей! А вдруг он человек серьезный? И не понимает твоих гнусных шуточек?
— Это еще почему? — ответил Фицрой самоуверенно. — Люди должны понимать прекрасное и возвышенное. Кто не понимает — научим.
— А кто не хочет понимать, — буркнул я, — заставим. Знаю, знаю…
— Этот глерд не похож на того, — сказал Фицрой, понизив голос, — кому могли поручить следить за нами. Он же прост, как эти деревья, мимо которых едем.
— Военный, — согласился я. — Они и должны быть такими. На армии и дисциплине были построены великие и величайшие империи!.. А демократы все разрушили.
Он посмотрел на меня искоса.
— Что-то мне снова расхотелось быть демократом. Ты уж определись, кто ты.
— Зачем? — изумился я. — Как человек свободный и свободомыслящий, я всегда тот, кем хочу быть. У королевы я роялист, у Роммельса — гуманист и свободная личность, у служителей культа — человек, желающий рерихнуться и уйти от суеты мира на высокие горы…
Он задумался, я по инерции повертел так и эдак личность глерда Вэнсэна Ваддингтона, но он в самом деле выглядит только командиром отряда королевской гвардии, чуточку заносчивый и высокомерный, однако со мной разговаривает с почтением и робостью — то ли велели, то ли прослышал, что король ко мне благоволит просто безмерно.
Навстречу мчатся зеленые холмы и, устрашенно избегая столкновения, разбегаются в стороны, исчезают за спиной, в грохоте копыт слышу грозную музыку, и сердце стучит чаше и взволнованнее.
Одно солнце светит мощно и ярко, второе бежит торопливо, словно Что-то украло, а по земле, обгоняя одна другую, скачут призрачные тени, смешиваясь в причудливые калейдоскопы.
Когда на службу приглашают хорошего менеджера, ему кладут такое месячное жалованье, что рядовому работнику хватило бы даже не на год, а на весь остаток жизни. Если же удается заполучить очень хорошего управляющего, то его жалованье всегда становится предметом зависти, ахов и пересудов в среде простого планктона.
Даже при увольнении менеджеры высшего звена получают «золотой парашют», что дает возможность купить остров и жить безбедно самому и оплачивать долги родни и друзей.
Потому ничего удивительного, что король сразу предложил мне замок и большой участок земли. Я работник не рядовой, он это понял по тому, как я помог королеве, а затем и вылечил его самого. Так что ничего странного, хотя, конечно, Что-то настораживающее чувствуется, король недоговаривает о каких-то моментах…
Судя по карте, мы двигаемся по прямой к моим землям, что на берегу, как объяснил король, а это значит, все ближе к побережью, хотя высокие сосны, настоящий корабельный лес, обычно скрывают окрестности.
Возможно, море уже в прямой видимости, но увидим либо с холма, либо когда между нами и морем хоть на минутку исчезнут эти высоченные стены гордых сосен.
В двух местах дорога прошла прямо через села, народ выскакивает из домов, глазеет на двух знатных глердов на таких великолепных конях, а сзади еще и отряд королевской гвардии…
Фицрой довольно посмеивался, даже в самой столице больше нас внимания удостоились кони: попоны королевских цветов, упряжь из дорогой кожи, уздечки отделаны серебром и золотом, таких бы грабануть…
— Знаешь, Фицрой, — сказал я, — Что-то мне как-то не совсем будто… Вот слез с дивана и еду с тобой, могу еще десяток королевств проехать, да хоть сто, и везде будем крутыми и умными, но…
— Ну-ну, — поощрил он, — что запнулся? Разве плохо ехать через чужие виноградники, где спелые гроздья, срывать заодно цветы удовольствия, искать места, где вино слаще, а женщины податливее?
Я пробормотал:
— Не поверишь, но я родился в королевстве, где более податливых женщин вообразить невозможно, а вино настолько, что даже не представляю…
— И что, — спросил он с интересом, — обожрался?
Я кивнул.
— Похоже.
Он хохотнул.
— Я слышал о таких случаях. Когда же ты успел?… Ах да, ты же родился в таком краю… Тогда да, тебе неинтересно ехать через одинаковые земли, где одинаковое кислое вино… И что, ввяжешься в какую-нибудь войну, чтобы красиво погибнуть?
— Это тоже вариант, — согласился я. — Вот такие обожравшиеся крепостными девками и пишут про упоение в бою у бездны мрачной на краю… Но это оставим на крайний случай. Я еще не пробовал себя на такой ниве, на какой…
Я запнулся, он поинтересовался:
— На какой?
— На какой, — проговорил я медленно, — могу сделать много… очень много… как никто из людей…
Он встрепенулся, посмотрел на меня загоревшимися глазами.
— Ты всерьез?
— Всерьез, — ответил я несколько неуверенно, — хотя это же работать… а для меня это как-то непривычно. С другой стороны… может быть, уважать себя буду?
Он вытаращил глаза, потом захохотал.
— Это ты себя не уважаешь? Ну ты орел!.. Да ты от самодовольства лопаешься!
— Любить себя, — возразил я, — и уважать… две большие разницы. А то и три. Я себя всегда люблю и другим выказываю орлом, но самто знаю, что я вообще-то… ладно, пусть не г…, но ленивый дурак?… А сейчас впервые подворачивается случай, когда могу не только покрасоваться какой я умный, но и в самом деле сделать Что-то полезное! Для людей, для общества, для прогресса…
Он перестал ржать, посерьезнел.
— Если это не шуточка, — проговорил он с сомнением, — то это здорово… Памятники на городских площадях ставят не тем, кто больше сожрал, выпил или поимел девок, а кто… да, строил эти города или хотя бы мосты через реки, соединяя королевства… Ты в самом деле готов пойти по этой дорожке? Или хотя бы постоять на ней?
