Крик восторга и ликования раздался такой дикий, что я поспешно посмотрел поверх прицела. Мачта, наконец-то срубленная попавшей пулей, взлетела, подхваченная ветром, и унеслась за корабль, где и плюхнулась в воду.
Грегор прокричал мощно:
— Идем на сближение!
Трое гвардейцев приготовили веревки с крючками, еще шестеро взяли в руки широкие переходные мостики, а Ваддингтон с обнаженным клинком в руке приготовился первым оказаться на чужом корабле.
Корабли сближались, я прокричал громко, перекрывая всполошенные крики на том корабле:
— Тихо! Всем молчать и слушать! Мы можем потопить вас в любое мгновение так же легко, как лишили вас мачты!.. Потому требуем полной сдачи.
Капитан крикнул срывающимся голосом:
— Кто вы?…
— Посмотри на флаг, — сурово сказал я. — И хотя ваш король поступил с нами предательски гнусно, мы по своему миролюбию оставим вам жизни.
Капитан закричал:
— Мы ни с кем не воюем!
— Уже воюете, — ответил я зловеще. — Ваш король нанес нам смертельное оскорбление. Уверен, наш король пришлет к вашим берегам эскадру и разнесет ваш проклятый город!
Фицрой крикнул:
— Как мы разнесли ваш причал в проклятом отныне Карбере! Все увидите!
Я повысил голос:
— Сложить оружие к этому борту, всем отойти к тому и сесть! Кто не подчинится… затопим весь корабль.
Капитан нехотя вытащил из ножен меч и зло бросил себе под ноги.
— Мы без мачты, вы сильнее, мы сдаемся.
— К тому борту, — напомнил я.
Капитан и его люди медленно, показывая, что ничуть не боятся, но вынуждены, отошли к тому борту и сели на дно.
Ваддингтон первым прыгнул через борт, за ним еще несколько его гвардейцев, что сразу же встали охранять трофейное оружие. Перебросили и мостки, хотя по ним можно разве что скатиться даже на возвышение на корме.
Остальные ринулись шарить по судну. Я с кривой усмешкой подумал, что добыча и не может быть велика, все-таки это не каравелла, тем более не галеон, нагруженный золотом, однако для этих людей и такое вот богатая добыча…
Почти час перетаскивали провизию и воду, еще раньше забрали все оружие, снимая с пленных перевязи и даже пояса, потом прошлись придирчиво по карманам, содрали все перстни и кольца, у капитана вообще все пальцы были унизаны, смотреть страшно.
Когда закончили, я напыжился и обратился с речью:
— Вернетесь в порт, вам расскажут, почему мы так себя ведем!.. Мы прибыли в ваш город как мирные путешественники, а нас схватили и бросили в тюрьму!.. Так что это ваш король отвечает и за ваши беды!.. Если поднимете мятеж, то, возможно, наш благородный и великодушный король и не станет сметать ваше королевство с лица земли… В общем, вытаскивайте из воды мачту, ремонтируйтесь и плывите в порт.
Гвардейцы отцепили крюки, матросы с силой оттолкнулись длинными баграми, и корабли начали медленно расходиться.
Они там долго еще сидели, то ли опасаясь подняться, то ли обсуждая, что такое случилось, почему над их головами навис грозный призрак истребительной войны, а когда начали подниматься, мачту с парусом волны отнесли уже далеко.
— Не наше дело, — сказал мне Фицрой. — Они сами виноваты. Да и вообще… ты как будто все время оправдываешься!
— Оправдываюсь, — огрызнулся я. — Но… в то же время… иметь преимущество и не пользоваться?… Если на стороне добра, то можно?…
— Нам все можно, — согласился он. — Потому что это мы!.. А им нельзя, потому что это они.
— Верно, — согласился я с усилием. — Прогресс придуман для того, чтобы пользоваться преимуществами!
За нашими спинами то и дело вспыхивал хохот, слышались шуточки, снова хохот, Фицрой понизил голос:
— Может, не стоило отдавать всю добычу команде?
Я отмахнулся.
— Пусть. Это мелочи. Зато покупаем лояльность команды. Увидят, служить мне еще и выгодно. И всем расскаждут.
— Далеко смотришь, — заметил он. — Не представляю даже, на какую добычу нацелился.
— Это хорошо, — сказал я.
— Но догадываюсь, на мелочи размениваться не возжелаешь?
— Не для того мы все это затеяли, — отрезал я.
Он сказал с интересом:
— Ты с таким пафосом рассказываешь, что их проклятый король вероломно схватил нас и бросил в тюрьму… в самом деле веришь, что твой рассказ разойдется по королевству и там поднимут мятеж против такого правителя?
Я покачал головой.
— Нет, конечно. Это оправдываюсь за грабеж. Это вам никакие оправдания не нужны, просто грабите, и все!.. Потому что можете. А мне, как демократу, убивать и грабить так просто нельзя, нужны оправдания…
— А ты их, конечно, находишь, — сказал он с пониманием.
— Конечно, — ответил я с некоторым удивлением. — А нет; так придумываю сам. Я человек образованный и культурный, под что угодно могу подвести базу и что угодно объяснить и оправдать необходимостью или далеко идущими стратегическими целями гуманиста.
Он посмотрел несколько странно.
— Ты совсем другой. Даже не понимаю… то ли предельно подлый, то ли именно другой…
— Когда подлость становится массовой, — объяснил я, — она уже не подлость. Остается только закрепить законом, и вот тебе новый благополучный и демократичный мир. И по-своему справедливый. Понимаешь, когда подлые все, то подлых как бы и нет вовсе. Никто никому не верит, за всем следят юристы, всё только по договорам, подписанным и заверенным нотариусами.
Он спросил, морща лоб:
— Погоди-погоди… У нас разбойники те, кто прячется под мостом… или в лесу и грабит путников… А у вас… что, разбойники всевсе?
— До единого, — ответил я честно. — Потому их как бы и нет. И разбоя нет, мы это называем другими именами. Например, удачным менеджментом.
Он посмотрел на меня несколько странно.
— Знаешь, Юджин… когда захочешь вернуться в свое королевство, возьми с собой, хорошо?
— У нас ад, — сказал я честно, — а тут рай и счастье.
— Я не настолько стар, — сказал он, — чтобы восхотелось рая. А пока молод, нужно пройти ад вдоль и поперек!.. Постой, что там темное на горизонте…
— Ад, — ответил я. — Приближается ад. В смысле, шторм.
Грегор прокричал:
— Двое на руль к Джонадеру! Привязаться, чтобы не смыло!.. Опустить парус, натянуть канаты…
Народ заметался, но, как мне показалось, уже без паники. То ли потому, что пережили первый шторм, то ли благодаря удачному пиратствованию, что добавило уверенности, но шторм налетел, корабль полез на высокую водяную гору, ветер пытался сорвать парус, но его как бы нет вовсе, лежит вместе с реей, придавленный ею, а Джонадер и двое гвардейцев держат руль, не давая ветру и волнам повернуть корабль боком.
