Ну что ж, пусть ищут. Их служба такая. А его служба — стоять в оцеплении и на девушек смотреть. Как жаль, что скрылась с глаз та миленькая Мaadchen с хорошенькими ножками. Эх, какой он дурень, что не заговорил с ней. Вдруг бы согласилась провести вечерок вместе?
Да нет, не согласилась бы, конечно. И как бы он заговорил с ней, стоя на посту? До чего же надоела эта война, даже с девушкой не познакомишься!
Солдат оцепления уставился на нее что-то слишком уж внимательно. Лида на всякий случай задрала нос повыше, приняла самый неприступный вид. Сердце колотилось… Ох, мамочка! Неужели все пропало, неужели столько сил затрачено впустую?!
Перешла улицу, свернула, пробежала огородами, потом шмыгнула в проулок — а вот и дом Ивана Яковлевича Шевчука, землемера Бобруйской комендатуры… и руководителя советской разведгруппы, куда входит и она, радистка Лида Базанова. Влетела во двор, пробежала по узенькой тропочке к крыльцу.
Жена Шевчука мыла крыльцо. Лида едва не растянулась на мокрой ступеньке, спросила:
— Где Иван? Дома? — и, не дождавшись ответа, влетела на веранду, где умывался только что вернувшийся с работы хозяин.
Он недовольно оглянулся через плечо, но, увидев, какое лицо у Лиды, так и замер, полусогнувшись:
— Что?
— Ну, Иван Яковлевич, мы поймались!
— Опять? — Он скрутил полотенце так, что оно треснуло. — Неужто опять?
Такое уже было ровно полмесяца назад. Тогда Лида квартировала у бывшей учительницы Марии Левантович. Она работала в эфире, передавая обычное из множества ежедневных сообщений о движении воинских эшелонов через железнодорожный узел Бобруйска:
«…Из Осиповичей на Могилев отправился эшелон немецких танков, 38 платформ, 29 «тигров» и три самоходки.
…Вчера в направлении Слуцка прошли три эшелона пехоты.
…Сегодня в направлении Минска тремя эшелонами ушел пехотный полк. Командует подполковник Функе. 1400 солдат усилены противотанковыми батареями.
…Вчера через Осиповичи на Могилев проследовали три эшелона пехоты. Петлицы черные. Видимо, эсэсовская бригада.
…Через Осиповичи на Слуцк прошел эшелон с ранеными фашистами, а также эшелон с нашими девушками. Место назначения выяснить не удалось.
…На запад идут санитарные поезда, эшелоны с целыми автомобилями, орудиями, танками.
…Вчера на запад ушел состав из двенадцати штабных вагонов с офицерами местного гарнизона.
Конец связи. Ласточка».
Лида окончила передачу и ждала ответа от Центра, однако на ее позывные ответил незнакомый радист. Просил не прерывать передачи, сообщил, что сейчас передаст задание. Затем в эфире раздался треск.
Лида убрала руку с ключа, сняла наушники — и ахнула: немецкая речь за окном! Схватила пистолет, который всегда лежал рядом, когда она работала, осторожно выглянула в маленькое окно.
Отсюда, с чердака сарая, хорошо был виден соседний двор… а там немцы! В доме напротив повальный обыск!
Она перебежала чердачок и увидела на улице машину с пеленгатором.
Сунув пистолет под рацию, Лида забросала ее сеном, скатилась по шаткой лесенке, отволокла ее в угол, прибежала к Шевчуку, и он немедля отправил ее на запасную квартиру, к Георгию и Евгении Проволовичам. А между тем обыска у Левантович так и не было: кто-то из полицаев узнал учительницу, поручился за нее.
Фашисты в тот день так ничего и не нашли. Убрались восвояси. И Лида чуть позднее беспрепятственно перенесла рацию в коровник к Проволовичам.
Перенесла — это не совсем точно. Перевезла, да как лихо!
Обмотала аппарат клеенкой, да и затолкала в бочку. Сверху навалила кислой капусты — не просто кислой, а подкисшей, которая у Марии Левантович в погребе уж пображивать начала. Ничего, варили из нее щи, ели, да еще и похваливали — а что делать, есть-то что-то надо? Однако гитлеровские патрульные, которые остановили маленькую девушку в синем платьице, толкавшую тачку с неуклюжей бочкой, так скосоротились от запаха, что даже документов проверять на стали. Замахали руками:
— Schneller, schneller komm, schlampe!
[22]
— Сами вы шлампы поганые, — бормотала Лида, улепетывая со всех ног и с наслаждением вдыхая спасительный запах кислятины.
Хоть рацию вывезли, Шевчук посоветовал Лиде остаться жить у Марии: бомба-де в одну воронку дважды не падает.
— А вдруг упадет? — буркнула Лида. — Не хочу я у нее оставаться.
Шевчук не в первый раз заметил, что Лида недолюбливает Левантович. Та была женщина высокая, яркая, языкастая, и над маленькой, хоть и хорошенькой, словно птичка, Лидой она откровенно посмеивалась.
— Бросьте-ка мне ваше бабство! — строго сказал Шевчук. — Где я тебе квартиру возьму? Думаешь, я дедушка Мороз — сунул в мешок руку и достал подарок?
К тому же, пояснил он затем, Лида вписана в книгу домовладения Левантович, а фашисты все эти книги тщательно проверили, когда искали рацию. Исчезновение жилички Левантович именно после этого дня могло бы навести на подозрения. Поэтому Лидия по-прежнему квартировала у Марии, но на радиосеансы бегала к Проволовичам, на улицу Калинина.
И вот Лида явилась к Шевчуку второй раз. Опять, значит, бомба, хоть и не в ту же самую воронку!
— Расскажи, как было дело? — попросил Шевчук. — Опять засекли пеленгаторами?
— Ну да, и с земли, и с самолета. «Рама» небось там все так же и висит. Я работала, вдруг Женя Проволович в дверь сунулась: «Фашисты!» Мы рацию в яму сунули, под доски, сверху сеном забросали, а питание в тайнике лежит. Потом я дала деру, а Женя к забору подошла — посмотреть, как там и что. Как раз соседей обыскивали, следующий дом на очереди — их, Проволовичей… Может, рацию и питание не найдут, иначе… конец всему.
Шевчук кивнул. Тайник был хороший — Георгий сделал у коровьих яслей второе дно. Что ж, если ясли были подходящим местом для младенца Иисуса Христа, то небось сгодятся и для батарей. Только бы не нашли. Только бы…
Если найдут, конец тогда не только радиосвязи, но и Проволовичам. Схватят, начнут пытать… Выдержат? Выдадут? Никто не знает, как поведет себя под пытками человек. А может быть, все-таки обойдется?…
— Ладно, — угрюмо сказал Шевчук. — Сейчас мы ничего поделать не можем. Надо ждать.
Лиду вдруг затрясло:
— Ждать? Не могу! Я должна узнать, что там с Женей и Гошей. Вернусь, ворвусь в сарай… если фашисты, подорву их гранатой вместе с рацией и сама взорвусь!
Шевчук аж пошатнулся, когда представил, что начнется в городе после такого. Как пить дать либо каждого десятого расстреляют, либо сожгут все прилегающие улицы. Или и то и другое. Девчонка с ума сошла. Сойдешь, конечно, от такой жизни, от беспрестанного напряжения. Это ведь не жизнь — ежедневное ожидание смерти…
