Она заболела этой мечтой.
Между тем у разведчиков молодой советской республики дела шли из рук вон плохо. На курсах учили руководить, но кем руководить-то? Ведь главное, что делает разведку эффективной, — это агентурная сеть. А именно здесь и начинались беды. Недостаток людей, желающих (и способных) заняться агентурной работой, сказывался с первых же дней. Попытки привлечь к работе бывших тайных военных агентов русской армии, как правило, терпели неудачу, поскольку они испытывали глубокое недоверие к Советской власти. Попытки вербовки агентов из интеллигенции также не дали результатов. Оставалось последнее средство — партийный набор. Но и здесь руководство Региструпра ждало разочарование — впрочем, вполне предсказуемое. Так, из двадцати партийных работников, мобилизованных с ноября 1918 по январь 1919 года, тринадцать оказались изначально непригодны к агентурной работе, а еще двое давали сведения, но весьма посредственные, и толку от них было мало.
Умная, хитрая, злая, трезвомыслящая, отважная Ольга (она обладала редким видом храбрости — абсолютным бесстрашием) оказалась для своего руководства сущим кладом. Кроме того, она любила учиться. И училась! Теперь к ее услугам были не какие-то самодеятельные преподаватели языков, а университетская профессура, мобилизованная для преподавания на разведкурсах, и Ольга всерьез усовершенствовалась во французском, английском, турецком. И «военспецы» даже порой, хоть и, как говорится, через губу, — хвалили ее. Но…
— Мадам, — сказал один — высоченный, надменный, ехидный, как целый клубок змей, — ей-богу, я помню ваши стихи… Вы ведь были футуристкой, я не ошибаюсь? Вы умеете себя подать, ваша рыболовная сеть производила впечатление. Послушайтесь моего совета: сбросьте к чертям собачьим этот пропотевший реглан, от которого за версту несет сапожной мастерской в каком-нибудь богом забытом Екатеринославе! Займитесь своей внешностью, своим туалетом. Бог дал вам редкостный дар мимикрии. Вы покажетесь своей где угодно… даже среди дам demi-monde
[41]
, а уж среди богемы-то уж конечно!
Сначала Ольга опешила: откуда он узнал про Екатеринослав? Потом поняла, что ляпнул наудачу, да угодил в «яблочко». Удивилась какой-то неведомой «мимикрии», немного обиделась на demi-monde — почему всего лишь demi?! — но в основном все намотала на ус.
Кстати, усики у нее и в самом деле имели место быть — крошечные, чуть заметные, весьма пикантные… Однако Ольга хорошо помнила свою откровенно усатую, изможденную мамашу и очень боялась предстоящей старости. Надо было спешить жить! Надо было во что бы то ни стало выкарабкиваться из «страны победившего пролетариата»!
Между тем в Региструпр вместо Аралова пришел новый начальник. Назывался он Сергей Иванович Гусев, хотя настоящие имя и фамилия его были Яков Давидович Драбкин. Старый, еще с 1896 года, большевик, он сначала возглавлял секретариат Петроградского военно-революционного комитета, был членом ВЦИКа, секретарем Революционной обороны Петрограда, управделами СНК Северной коммуны. В 1918–1924 годах он являлся членом РВС 2-й армии, командующим Московским сектором обороны, членом РВСР и РВС ряда фронтов, начальником Политуправления Реввоенсовета республики… Впечатляющая биография.
Этот Драбкин-Гусев был умный человек. Он понимал, что «царские сатрапы» придумали много хорошего и все подряд из наследия прошлого выбрасывать на свалку истории не стоит. Именно под его руководством возникли основные подразделения Региструпра:
1-й отдел — сухопутный агентурный;
2-й — морской агентурный;
3-й — военно-цензурный;
Консультантство, где работали военные специалисты старой армии.
Агентурный (морской) отдел, или, как его еще называли, Морской разведывательный отдел, возглавлял А.А. Деливрон. Он-то и стал новым учителем Ольги Голубовской, которая была направлена на работу в этот отдел.
Для начала она дала такую подписку:
«Я, Голубовская Ольга Федоровна (Феррари Елена Константиновна), добровольно, без всякого принуждения, вступила в число секретных разведчиков Регистрационного отдела. Сущность работы разведчика и условия, в которых приходится вести работу в тылу противника, я уяснила вполне и нахожу возможным для себя ее вести, т. е. нахожу в себе достаточно хладнокровия и выдержки при наличии опасности и достаточно силы воли и нравственной силы, чтобы не стать предателем. Все возложенные на меня задачи и поручения обязуюсь выполнять точно, аккуратно и своевременно с соблюдением строгой конспирации».
После еще одного курса специального обучения она вместе со своим новым любовником Федором Гайдаровым (подпольные клички «Морская волчица» и «Пират») была направлена в Крым. Стоял 1919 год, Красная армия вышибала белых вон… Добрармия Деникина, части Врангеля уходили морем кто куда: в Турцию, в Грецию, потом на Балканы, в Германию, во Францию.
Задание Феррари и Гайдарову было — уйти вместе с Добрармией, затерявшись в числе гражданских эмигрантов, которых на английских судах (частью вывозили беглецов англичане) было множество. Однако разведчиков задержали вполне уважительные причины: пробираясь на юг, оба перенесли сыпной тиф и прибыли в Одессу много позже панического бегства белых.
Доложившись в Москву, куда уже переехал Региструпр, они надеялись на получение нового задания, однако реакция Драбкина-Гусева и Деливрона, а также Дзержинского была устрашающей. Смысл секретной депеши кратко сводился к следующему: лучше вам застрелиться, товарищи, и поскорей, а уж каждый себе или друг другу пули пустите в лоб, решайте сами. Это ваши личные трудности. Попытаетесь бежать — вас найдут: «У Революции руки длинные».
Елена Феррари была потрясена. Ей приходилось кое-что читывать из истории Французской революции. Якобинцев большевики считали своими учителями. «Красный революционный террор» в России был смесью французского с нижегородским, вернее, петроградским, московским… etc. Однако среди якобинцев было немало очень умных людей. Именно они — слишком поздно для себя! — сформулировали вывод, что революция пожирает своих героев…
Елена Феррари испугалась. И тут пришла новая депеша из Центра, в которой проштрафившимся агентам уже не столь настойчиво советовали приставлять пистолет к виску. Им был дан шанс смыть грехи кровью — желательно чужой, но очень могло статься, что с примесью своей. Предписывалось совершить диверсию, которая окончательно подорвала бы надежды Добрармии на возрождение.
Какую диверсию? А вот такую…
* * *
Пароход «Адриа», после того как перестал быть штаб-квартирой Красного Креста, совершал постоянные оживленные сношения с советскими портами Черного моря. Приходя в Константинополь и уходя, «Адриа» никогда прежде не занимала места вблизи «Лукулла», имевшего стоянку в стороне от фарватера. И на этот раз «Адриа» шла обычным для судов путем и лишь затем, выйдя на линию «Лукулла», свернула с фарватера.
Разрезав почти пополам яхту, «Адриа» дала задний ход, вследствие чего в пробоину хлынула вода. Этот задний ход противоречит морским правилам! Яхта, даже и протараненная, могла оставаться на плаву, удерживаемая носом теплохода. Задний ход довершил ее гибель.