Англичане — вообще нация долговязых мужчин, однако после прибытия Дороти фон Ливен в Лондон выяснилось, что даже низкорослые милорды предпочитают высоких женщин… особенно если они так же веселы и очаровательны, как графиня Дороти, так же играют лукавыми глазами, так же превосходно танцуют (это было ее страстное увлечение, почти столь же сильное, как политика, и учителя танцев занимали в ее доме — и в ее жизни, к слову сказать! — особенное место), а главное, если у них такая же об-во-ро-жи-тель-ная грудь, которая волнуется как раз перед носом кавалера… Право слово, в небольшом мужском росте есть, есть свои преимущества!
Но очень скоро оные кавалеры, как высокие, так и низенькие, обнаружили, что новая посланница не только хороша, обольстительна и забавна, но и чрезвычайно умна.
Женский ум в Англии всегда был на вес золота! А леди Дороти оказалась в этом смысле настоящей богачкой. Кроме того, у нее с избытком имелось и такта, и тонкого чувства приличия, и умения вести себя с достоинством, чтобы удерживаться на высоте своего положения…
Принц Уэльский, будущий Георг IV, в ту пору регент (его папенька король Георг III доживал свой век в Бедламе), считался великим ценителем женской красоты. Когда-то он носил прозвище Принни, славился своими галантными победами, и в числе его любовниц ходила скандально известная Ольга Жеребцова,
[76]
не без участия которой был, между прочим, осуществлен знаменитый переворот в ночь на 11 марта 1801 года. С великолепной Ольгой Принни давно расстался, однако с тех пор был неравнодушен к русским красавицам, поэтому графиня Ливен моментально снискала его расположение. Он обожал не только постельные игры, но и волнующий флирт, а этим искусством леди Дороти владела блистательно! Она каким-то образом умудрялась и регенту строить глазки, и при этом сочувственно посматривать в сторону несчастной Каролины Брауншвейгской, его нелюбимой супруги. Эту даму настолько мало кто жалел, что и она незамедлительно прониклась расположением к графине Ливен и охотно жаловалась ей на беспутного супруга, который был грубияном, картежником, охотно приближал к себе всяческих, не побоимся этого слова, хулиганов вроде лорда Бруммеля, а также непрерывно повесничал как с женщинами, так и с мужчинами. В благодарность за откровенность графиня Ливен давала королеве тактичные советы касательно одежды (у Дороти был великолепный вкус), и вскоре она прослыла при английском дворе законодательницей мод вместе с леди Джерси и леди Купер.
Благодаря дружбе, которой ее удостаивала герцогиня Йоркская, графиня Дороти должна была присутствовать на всех парадных королевских обедах, празднествах и прогулках в Виндзоре и Брайтоне. Разумеется, она ничего не имела против, даже наоборот! Придворные постепенно убедились, что при ней можно говорить, не стесняясь и без боязни навлечь на себя неприятности. Репутация графини Ливен была очень быстро после ее появления в Лондоне установлена, английская знать обоего пола искала знакомства с нею, а когда она открыла салон, от посетителей самого высокого ранга не было отбоя.
Само собой, из-за службы мужа салон этот был дипломатического характера. Здесь бывали высшие государственные сановники Англии, министры, члены кабинета, лорды Ливерпуль, Роберт Пиль, Кэстльри, Георг Каннинг, Веллингтон, Абердин, Грей, Джон Россель, Пальмерстон, Голланд, иностранные дипломаты и посланники Эстергази, Поццо де Борго, Вильгельм Гумбольдт, голландский посланник Фальк и другие. Разнообразили картину светские львы вроде пресловутого Бруммеля и поэты вроде одиозного Байрона, а также их поклонники и поклонницы.
И тут в Дороти Ливен страстно влюбился граф Чарльз Грей.
Член палаты общин, именно он внес в свое время в парламент требование сократить содержание Принни Уэльского, уникального мота и транжиры, с 65 тысяч фунтов стерлингов до 40 тысяч. Затем Грей стал пэром, первым лордом адмиралтейства, министром иностранных дел. К 1813 году он был оппозиционером всяческой реакции, защитником ирландских католиков, сторонником парламентских реформ и одним из ведущих государственных деятелей своего времени.
Лорд Грей был на двадцать лет старше Дороти Ливен, женат, имел замужнюю дочь и внуков, однако всегда считал супружеские отношения лишь необходимой обязанностью ради воспроизводства фамилии. И вот он начал тихо сходить с ума по жене русского посланника. Только многолетняя привычка сохранять на лице маску надменности помогала ему не выдавать своих чувств, однако в конце концов неутоленная страсть растопила лед привычной сдержанности — и его собственной, и упомянутой посланницы.
Случилось все на фоне чопорных декораций Виндзорского дворца — случилось совершенно как в романах насмешника Фильдинга, где какой-нибудь ошалелый от похоти наглый милорд притискивает к стенке молоденькую служаночку, которая от страха быть выгнанной даже не противится, когда лорд задирает ей юбчонку и срывает цветок ее невинности. Разница была только в том, что милорд был не нагл, а робок, ошалел он не от вульгарной похоти, а от любви, а на месте служаночки оказалась высокородная иностранка. Что касаемо цветка невинности, то Дарья Христофоровна, мать троих детей, этот цветок давно утратила, однако осталась совершенно невежественной в амурных делах! Искусством флирта она владела в совершенстве, но интимная близость представлялась ей прескучным занятием: напрасным сотрясением постели, интересным только для мужчин. Ну, не повезло ей с мужем, ну, не повезло!
Однако с лордом Греем все произошло не в постели… и эти два наивных, неумелых, потерявших голову любовника внезапно доставили друг другу такое острое наслаждение, что едва держались на ногах после того, как один застегнул штаны, а другая одернула платье. С той минуты они не могли думать ни о чем ином, как только о повторении, и бог ты мой, сколько же новых ощущений подарила им эта внезапно вспыхнувшая меж ними страсть! К примеру, пятидесятилетний лорд Грей никогда раньше не карабкался по увивавшему стены плющу и плетистым розам, чтобы среди ночи проникнуть в окошко прекрасной дамы. Теперь он узнал о свойствах ползучих растений гораздо больше, чем раньше!
Сэр Чарльз оказался хорошим любовником и пробудил в своей подруге неугасающий аппетит к лакомствам этого рода. Однако вот беда — его время уже ушло! Его сил просто не хватало на молодую пылкую штучку! Милорд довел себя (не без помощи Дороти, конечно!) до удара и слег в постель, которую, увы, его любовница больше не имела возможности с ним разделять. На этом их интимные отношения сменились сугубо дружескими (и дружба сия длилась много лет, до самой смерти лорда Грея в 1845 году). Однако огонек, зажженный в естестве графини Ливен, требовал теперь постоянного утоления. Супруг оказался пожарным никудышным — пришлось искать помощи на стороне.
Поэт (и тоже лорд) Байрон был лишь одним из многих! Уже упомянутые учителя танцев успешно совмещали плавное скольжение в вальсе с исполнением куда более динамичных танцев. В разное время посетили ее постель также Георг Каннинг (к нему мы еще вернемся!) и «железный герцог» Артур Веллингтон, этот бесподобный полководец, бабник и философ, обогативший мировую афористику несколькими и впрямь удачными парадоксальными высказываниями, как-то: «Привычка в десять раз сильнее натуры», «Войну легко начать, но чертовски трудно закончить», «Самое ужасное, не считая проигранного сражения, это выигранное сражение»… etc. Многие любовники Дороти фон Ливен так и остались неизвестными, однако детей она считала долгом рожать только от мужа, поэтому глубоко не правы те ее недоброжелатели (вроде уже упоминавшейся леди Кэролайн Лэм, которая ревновала к Дороти не только своего любовника Байрона, но и своего мужа лорда Мельбурна, и обоих не без оснований!), называвшие графиню Ливен «безудержно сластолюбивой, не имеющей ни малейшего представления о нравственности».
