– Она позовет фликов. Господи, Джек, постарайся хотя бы на работе не думать о женщинах! Мы никак не можем похвастаться результатами, а ты все об одном!..
Глава 3
Я останавливаюсь перед своим домом и замечаю, что внутри горит свет. Значит, человек, который ожидает меня, не прячется, и это уже хорошо. Но для большей уверенности, я бесшумно подхожу к окну и заглядываю внутрь. Мисс Болус лежит на моей кровати с иллюстрированным журналом в одной руке и стаканом моего виски в другой. Сигарета свисает с ее тонких губ, трогательная морщинка пересекает лоб. На ней надето шелковое платье, не скрывающее ее прелестных форм. Я останавливаюсь у двери и спрашиваю себя, не галлюцинация ли это.
Она поднимает голову, роняет журнал и недовольно качает головой.
– Я уже думала, что вы никогда не вернетесь, – возмущенно говорит она. – Я жду вас несколько часов!
– Если бы я знал, что меня ожидает такой сюрприз, я бы поторопился, – только и могу я сказать в свое оправдание. – Что произошло?
– Торопитесь, мы должны идти.
– Без шуток? Куда?
– Я нашла «паккард».
– В «Звезде»?
– Разве вы не попросили, чтобы я поискала его там? Он в дальнем гараже.
– И вы нашли его просто так? – обеспечив себя бутылкой виски, я сажусь на край кровати. – Это было трудно?
– Не садитесь на мое платье, дикарь, – говорит девушка. – Нет, это было нетрудно. Я лишь поговорила с механиком. – Она искоса поглядывает на меня. – Мужчины обожают смотреть на меня.
– В этом я не сомневаюсь. Вы не были чересчур откровенны?
– Нет, – она опорожняет стакан, ставит его на пол и растягивается на кровати. Она действительно самая соблазнительная девица из всех, которых я когда-либо видел.
– Хорошо, очень хорошо. И мы сейчас пойдем туда?
– Да. Я думаю, что заметила все, что было нужно, но никогда нельзя быть в этом уверенным, – она спускает ноги на пол. – Вы видели Беркли?
– Я его видел, но он не представляет никакого интереса. У него стопроцентное алиби. Мои надежды связаны главным образом с Анитой Серф.
– Может быть, сегодня вечером вы и встретитесь с ней. Идите переоденьтесь.
Я пошел переодеваться и уже завязывал галстук, когда она открыла дверь моей комнаты.
– У вас есть револьвер? – ошарашивает она меня вопросом.
Я смотрю на нее через плечо и отрицательно качаю головой.
– Вы считаете, что он может понадобиться?
– Возможно. В этом месте имеются типы, с которыми лучше разговаривать, имея при себе оружие. Я полагаю, что они встретятся нам сегодня вечером. Все зависит от того, собираетесь вы участвовать в игре или нет. Если да, то возьмите револьвер.
– Я никогда не играю и не нуждаюсь в револьвере. Зачем? Разве это кабак? Я думал, что это ультрашикарная ночная коробка.
– Так оно и есть. Но там идет крупная игра, и все члены клуба несут ответственность за своих приглашенных. Бенвистер – жестокий человек. Он держит двух типов, которые занимаются наведением порядка. Предупреждаю: если вы туда попадете, то не сможете делать все, что вам вздумается.
– Я всегда могу попробовать, – говорю я, приглаживая волосы. Пересчитываю, сколько при мне денег, сую их в карман и объявляю, что готов. – Вам никто не говорил, что вы умопомрачительны?
– Вы находите? – мисс Болус смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы. – И все-таки не намерены ничего предпринять?..
Я подхожу к ней. Она отстраняется, чтобы быть вне досягаемости моих рук.
– Сберегите свои эмоции для дождливого дня!
И она небрежной походкой направляется к двери. Никогда она не выглядела так элегантно. Я гашу свет и следую за ней. В тот момент, когда она усаживается в машину, я сообщаю:
– Сезар Милс был сегодня днем у Беркли. Он шарил повсюду.
– Сезар Милс меня не интересует, – холодно произносит она.
– Может быть, но у меня такое чувство, что вы знаете о нем гораздо больше, чем рассказали.
Она достает из сумочки портсигар и закуривает.
– Мне нечего рассказать о Милсе, – начинает она немного погодя, спокойным голосом. – Он меня не интересует. Я же вам это говорила…
– Я считал, что у вас к нему свои счеты, поэтому вы и пришли ко мне.
– Нет, мне не нужна посторонняя помощь, чтобы свести счеты с Милсом. Я могу уничтожить эту паршивую маленькую тварь, когда захочу.
– Очень хорошо. Что ж, раз не будем говорить о Милсе, поговорим о вас. – Я сворачиваю налево и направляюсь к Океан-бульвару. – Что скрываете вы, мисс, за печалью ваших глаз?
Она делает непроизвольный жест, но ничего не произносит.
– Ну, не будьте же такой скрытной, – я бросаю взгляд на выдвинутый вперед подбородок. – Скажите же что-нибудь. Я умираю от любопытства. Вы появились неизвестно откуда и обращаетесь со мной, как с другом детства. Кроме того, вы занимаетесь моим делом, которое, как вы утверждаете, вас совершенно не интересует. Что кроется за всем этим? Кто вы?
– Это нетрудно, – говорит она с легким смехом. – Я никто. Все, что во мне есть хорошего, – это внешность. Остальное… У меня было необычное детство. Мой отец выпрашивал милостыню у людей, стоявших в очереди перед бюро найма театра варьете в Нью-Йорке. Он набирал до десяти долларов в день. Когда я кончила школу и мне было лет двенадцать, я взяла каскетку и пошла вдоль очереди за милостыней. Уже тогда мужчины обращали на меня внимание, предлагая двадцать долларов…
Моя мать сбежала с каким-то продавцом, когда мне было три года, и я ее не осуждаю. Нелегко быть замужем за таким кретином, как мой отец. Но для меня он был примерным отцом, и ничего плохого о нем я сказать не могу. Он не щадил сил, чтобы мне хорошо жилось. Самое забавное, что я могла достаточно легко получить все, чтобы нам хватило на двоих, но он не хотел этого. Возможно, он считал, что я достойна лучшей участи…
– Зажгите мне сигарету, – попросил я, – и передохните. Что-то мне не особенно хочется слушать дальше…
Она принялась смеяться.
– Никто бы этого не хотел, но вы просили меня, и я пойду до конца. Мой отец умер, когда мне было пятнадцать лет. С этого времени я научилась хорошо защищаться. Я не могу сказать, что мой путь был усыпан розами и что я смеялась, как ребенок, но, во всяком случае, я жила неплохо. – Она закурила сигарету и вставила мне в губы. – Теперь слушайте: если вы не хотите, чтобы я вас возненавидела, не предлагайте денег, потому что я их возьму. А я боюсь людей, предлагающих деньги.
– Тогда зачем же их брать?
– Из суеверия. Отказываясь от двадцати долларов, я боюсь потерять один.
– Во всяком случае, у меня их недостаточно, чтобы удовлетворить вас, – успокаиваю я ее, вглядываясь во мрак ночи. – Если вы попробуете вырвать что-либо у меня, дорогая, вы плохо кончите.
