«Главное, чтобы не треснуло…» – подумала она, понимая, что когда слишком хорошо – это тоже плохо.
А вот сейчас перед ее глазами развернулась неожиданная картинка «Охотники на привале».
– Ой, вот и наша роковая женщина! – всплеснул руками Савелий, смахивая при этом рюмки со стола и совершенно не обращая на это внимания.
– А чего вы нагрузились с утра-то? – спросила Елизавета.
– А ты догадайся с трех раз! – попытался подбочениться Савелий. – У нас же сегодня должны были быть съемки эротических сцен, так? А теперь посмотри на все это! – развел он руками и сам же ответил: – Съездили, привели тела в порядок, ничего не скажешь! Только добавили тумаков и ссадин! А уж какое от вас амбре вчера стояло, меня аж с ног сбивало! А еще мне нравится лицо главной героини, которое будет в кадре крупным планом. Вот полюбуйтесь на нее, пожалуйста!
Лиза невольно перевела взгляд на Ольгу и содрогнулась. Понятно – что пьяная, понятно – что прическа взлохмаченная, что одежда не совсем в порядке… Но вот два огромных фингала под заплывшими глазами оказались совершенно неожиданными. К тому же нос Ольги напоминал распухшую красную картошку.
– О господи! – выдохнула Лиза. – Что это с ней?
– А я не знаю! Это вы с Бортниковым должны знать, вы же с ней на омолаживающие процедуры ездили! – ответил Савелий.
Ольга помахала Лизе рукой, видимо, не в силах даже говорить.
– Это называется «симптом очков», то есть перелом носа, – подал голос следователь. – Я это точно знаю.
– Никто ей нос не ломал, – ответила Елизавета, подумав о том, что Ольга все-таки стукнулась лицом о приборную доску в автомобиле. Но в том состоянии они этого не почувствовали, да и отек наступает не сразу. Но сейчас Оля выглядела безобразно, и ужас режиссера был понятен. Снимать ее в таком состоянии было невозможно. А главное, только вчера Орлова говорила, что боится, как бы Савелий не увидел ее в состоянии алкогольного опьянения, а уже на следующий день пьет вместе с самим режиссером.
– Наш проект на грани закрытия, и это тоже факт, – продолжил Савелий. – Скорее всего, все поедем домой, да еще с неустойкой. А за все буду отвечать я.
– Может, еще не закроют? – попыталась успокоить его Елизавета.
– Ты бы слышала, что они мне ответили, когда я попросил третью актрису для главной роли. Меня спросили: ты что, питаешься ими, что ли? Не удивлюсь, если меня дадут прозвище Синяя Борода.
– Я хочу сама играть! – закричала Ольга, гремя пустыми бутылками.
– Толку с тебя мало, черепаха ты очковая.
– Так вот поэтому и пью! Раз съемка все равно накрылась, – ответила Ольга.
– Похоже, что и я не в добрый час сюда приехал, – сказал Генрих Германович. – А ведь как чувствовал! Мне тоже из Москвы звонят, спрашивают о проделанной работе, а мне им ответить нечего. Не продвинулись ни на сантиметр. Только, наоборот, все усложняется. Достали ваш «Мерседес» ночью и эксперты его осмотрели. Всему виной – человеческий фактор. Нет, не то чтобы водитель не справился с управлением. Он ничего бы и не сделал, потому что в машину испортили специально.
– Это точно? – переспросила Елизавета.
Симонов кивнул:
– Это – попытка убийства, а так как машину арендовал Артур Бортников и на него уже ранее покушались, то и это покушение явно было направлено против него же.
– Вы же обещали ему помочь! – воскликнула Елизавета. – Защитить!
– Так мы работаем, – развел руками следователь, – но вы же укатили. А я не думал, что второе покушение так быстро произойдет. А здесь-то, на съемочной площадке, у меня все под контролем. Усиленная охрана, мышь не проскочит… Надо подумать о том, чтобы к Артуру приставить телохранителя.
– А еще лучше, если все-таки найдут того, кто это сделал, – отметила Лиза. – А вы тут пьете с утра пораньше.
– А я думаю, что тебя и твоего драгоценного Артура надо отправить на родину! Вдруг все и прекратится? – выразил надежду Савелий.
– Да я легко уеду, – ответила Елизавета, решив все-таки урвать что-то из яств, расставленных на столе. – Откуда такое изобилие?
– Распустил массовку, смысл ее держать? Не получается ни одного нормального съемочного дня. А еды закупили как на роту солдат, специально, чтобы не отвлекаться от съемочного процесса. Эх, а работа так и кипит! – сокрушался режиссер.
– А где Бортников? – вдруг спросил следователь.
– Был у себя… спал. А что? – недоумевала Лиза.
– Так побаиваюсь я уже за него. Не надо ему никуда пока ходить.
– Я прослежу, – пообещала Елизавета, которая поняла, что на съемках этого фильма ей уготована новая роль – быть ангелом-хранителем Артура.
Внезапно воздух прорезал леденящий душу крик.
– Что это? Откуда? – встрепенулся Савелий.
К ним неслась моложавого вида женщина со съехавшими набок очками:
– Сава! Сава! Ужас! Убили Ольгу!
– Марина, успокойся. Какую Ольгу?
– Орлову! Я постучала к ней в номер, а у нее открыто. Я вошла, а там… А там все в крови, – рассказывала женщина вперемешку с рыданиями.
Тут ее взгляд остановился на Ольге, и Марина оторопела.
– Вот она… Как же это? Я только что в ее номере труп видела!
– Нет, я, конечно, выпила, но я не труп, – ответила Оля. – Имею полное право, потому что осталась без лица, а следовательно, и без работы.
– Но там… – Марину продолжало трясти.
Лиза сорвалась с места и побежала в номер Ольги. За ней как могли побежали все остальные.
Елизавета на одном дыхании пронеслась по длинному коридору и влетела в номер актрисы Орловой. В отличие от остальных Лиза была трезвая и соображала достаточно быстро. На полу лежало окровавленное женское тело. Лиза сразу же узнала свою подругу Ларису. На секунду замешкавшись, она кинулась к ней:
– Лара! Как же так? Лариса! Что же делать?
Лиза схватила бездыханное тело своей подруги и беспомощно начала его трясти, словно это могло вдохнуть в него жизнь.
Следователь Генрих Германович широким жестом оттолкнул ее от тела.
– Отойдите! Дайте я посмотрю! Так… рана на голове… – Симонов дотронулся до макушки Ларисы, и она вдруг отделилась от головы.
Лиза похолодела, а позади нее раздался звук падающего мешка с картошкой. Это потерял сознание Савелий.
– Господи, это волосы… Он что, с нее скальп снял? – ужаснулся следователь.
– Это мой парик! – подала голос Ольга, снова протрезвевшая.
– Ваш парик? – переспросил Генрих Германович.
– Да, и платье мое, – сглотнула Орлова, – и обувь, все мое…
– Вот этот шар из волос называется парик? – уточнил следователь, брезгливо держа его, пропитавшегося кровью, двумя пальцами.
