— Что-то не припомню, — откликнулся Басаргин.
— Приедем домой — напомни посмотреть в собрании сочинений.
Наскоро обойдя две крохотные комнатки и заглянув на четвертый этаж, где трогательно светился белизной, расцвеченной синими цветочками, унитаз старинной конструкции, Полонский заторопился на выход. Про то, что после посещения музея хотели заглянуть в сувенирную лавку и купить подарок для Аллы Николаевны, он и не вспомнил. А Михаил напомнить не посмел. Он робел перед другом. Робел и безоговорочно признавал его превосходство. Но иногда в Басаргине поднималась глухая волна негодования, гонимая, точно морским ветром, неизменным вопросом «почему он, а не я?».
Радий красив, удачлив, легок в общении и, безусловно, талантлив. Но ведь и он, Миша Басаргин, талантлив не меньше Радия. Так почему всегда и во всем замечают Полонского, а Басаргина задвигают на задний план? Да и сам Радий держится так, точно он король, а Михаил — его вассал. Вот и теперь из-за Полонского Мишина мама осталась без подарка, хотя Алла Николаевна заботится о друге сына, как о родном. Проглотив обиду, Михаил отправился за Радием в отель. Полонский планировал посвятить вечер подготовке к завтрашнему выступлению, и Михаил считал своим долгом присутствовать при этой подготовке, разъясняя другу сложные моменты написанной Басаргиным речи.
Англия, 1905 год. Золотой Берег, 1881 год
— Мистер Дойль, вас не затруднит сопровождать мисс Бетти и меня в прогулке по берегу? — осведомилась пожилая леди.
— Само собой, леди Абигайль! Я с радостью составлю вам компанию, — откликнулся юный доктор.
Таким доверием Артур был удостоен не случайно. Тетушка и племянница стали свидетельницами поистине джентльменского поведения судового врача. Это случилось в один из бесконечно длинных вечеров, в тот еще не слишком поздний час, когда над неспешно качающейся на волнах «Маюмбой» звенела музыка. В салоне первого класса, отделанном с подобающей роскошью кожей и деревом, коротали скучные вечера затянувшегося плавания уставшие от качки пассажиры. Сидя на привычном месте за дальним столиком, Артур окидывал заполненный людьми зал разочарованным взглядом и недоумевал, как он мог так ошибаться, рассчитывая на серьезную работу.
Работы как таковой и не было. Как правило, пассажиры жаловались на морскую болезнь и на жесточайшие мигрени, каждое утро случающиеся после вечерних возлияний и танцев.
Женщин на судне было гораздо меньше, чем мужчин. В основном это были дочери и жены чиновников, командированных на Золотой Берег для поддержания в этих землях власти английской короны. Золотым Берегом колония была названа не случайно, ибо в девятом веке арабы добрались до Нигера и обнаружили залежи золота. Золото добывали в россыпях, а также промывали речной песок. Именно золото притягивало к побережью Нигера многочисленных любителей легкой наживы.
Сперва за обладание богатыми месторождениями с местными жителями сражались португальцы. Затем сюда пришли датчане, шведы, голландцы, французы. Но к концу девятнадцатого столетия всех прежних колонизаторов вытеснили англичане, чувствовавшие себя в этих местах как дома. Большая часть пассажиров «Маюмбы» как раз и представляла собой падких до наживы авантюристов, мечтающих о дармовом золоте. Но были и те, кто плыл на Черный континент за другим богатством Африки — дешевыми рабами, о которых говорил помощник капитана.
— Мой старик всегда хотел иметь родовой особняк с вышколенным дворецким, — с характерным для янки выговором разглагольствовал сидящий напротив доктора американец Роберт Смит. — В Новой Англии мы купили дом, и теперь отец желает украсить его крепким чернокожим парнем в белых перчатках. Я обещал, что привезу ему самого представительного негра, которого только смогу найти.
Роберт был как раз из тех, кто отправился в это нелегкое плавание, рассчитывая купить на невольничьем рынке Золотого Берега партию чернокожих рабов для семейного бизнеса — плантации сахарного тростника на Ямайке. У себя на родине невольники стоили значительно дешевле, чем в любом другом месте. А так как рабов новому знакомому Артура требовалось немало, то экономия, даже с учетом перевозки всех невольников через океан, могла оказаться весьма изрядной.
— А миссис Честертон весьма неплохо танцует, — неожиданно сменил тему американец, мусоля сигару в углу рта.
— Вполне с вами согласен, — рассеянно откликнулся Артур, внимание которого привлек шум набирающей силу ссоры. В дверном проеме, перебирая пальцами бахрому опущенной вниз шали, стояла растерянная служанка миссис Люмейл, над которой скалой нависал стюард с пустым подносом в руках. У самых его ног по полу растекалась лужа из перекатывающейся с боку на бок пузатой бутыли, судя по всему, до столкновения стюарда со служанкой, стоявшей на подносе. При этом мужчина, не помня себя от гнева, визгливо кричал:
— Слепая курица! Смотреть нужно, куда идешь! Кто будет платить за разлитое шампанское?
— Но я торопилась принести хозяйке шаль, — лопотала перепуганная девушка. — Миссис Люмейл знобит, она неважно себя чувствует.
— Вот пусть теперь хозяйка и вычитает из твоего жалованья стоимость этой бутылки, — нападал на прислугу стюард.
Кодекс чести, привитый Артуру матерью с первых дней его жизни, не допускал такого обращения с женщиной. Матушка с детства внушала сыну, что необходимо быть смиренным со слабыми и оставаться рыцарем для любой женщины невзирая на ее происхождение. Извинившись перед соседом по столу за прерванную беседу, Артур поднялся со своего места и через весь салон устремился к разбушевавшемуся мужчине. Тот, увлеченный обвинениями в адрес неуклюжей служанки, не замечал подошедшего доктора и был немало удивлен, когда увесистый кулак доктора Дойля свалил его с ног, угодив прямо в глаз. Бокс относился к одним из самых любимых видов спорта судового врача, и Артур отлично владел хуком правой.
В зале раздались аплодисменты и выкрики:
— Молодец, док! Дай-ка ему еще разок, чтобы не забывался!
Когда смущенный Артур под радостные возгласы вернулся к столу, на него обрушился с похвалами Роберт Смит.
— Вот это я понимаю! — одобрительно хлопал он Артура по плечу. — Вот это по-мужски!
И американец отстегнул от атласного жилета золотую цепочку и передал в руки Дойля прекрасный брегет.
— Нет-нет, мистер Смит! Я не могу принять столь щедрый подарок, — смутился врач.
— Берите-берите, дружище! Я заметил, что у вас нет часов, и все ждал удобного случая, чтобы подарить свои.
И в самом деле, часов у Артура не было. Когда-то студент медицинского факультета подрабатывал помощником аптекаря Хора и практически безвылазно сидел в тесной каморке за лавочкой, приготовляя лекарства. Однажды в эту каморку вбежал герр Глайвиц, специалист с мировым именем по арабскому языку и санскриту. В доме аптекаря он давал уроки немецкого миссис Хор, и на тот момент аптекарша была его единственной ученицей. По щекам немца катились слезы, а из его бессвязных речей Артур уяснил, что филолог еле-еле сводит концы с концами. Семья герра Глайвица голодает, и несколько монет, одолженных Артуром, могли бы исправить ситуацию.
