Лорн пропустил мимо ушей выступление принца-дракона и ответ королевы. Их заявления можно было оставить без перевода. Все, кто присутствовал на приеме чрезвычайного посла, уже слышали их. Кроме того, эти речи составили и утвердили заранее. Тексты выверили вплоть до последней запятой. Каждый играл свою роль согласно сценарию, созданному по итогам продолжительных обсуждений и продуманному до мелочей.
Не слушая Лаэдраса, Лорн внимательно рассматривал его. Он тоже встречал принца-дракона впервые и сейчас размышлял над тем, каков истинный облик этого необычного создания. Было ли человеческое воплощение наиболее естественным и привычным для него? Или Лаэдрас предпочитал облик дракона, тот самый, который он принимал, когда ему требовались смертоносные силы Черной гидры? Даже сейчас эти силы излучались им, точно ледяная аура. Что же происходило, когда они возрастали и обращались против врага? Если верить Хронике, даже самые отчаянные смельчаки цепенели от страха и никогда не выживали в схватке с ним.
Принц-дракон знаком велел носильщикам приблизиться. Те поставили оба сундука перед королевой и принцами, убрали носилки, на которых принесли сундуки, и молча отступили. Лаэдрас сделал другой знак, и к помосту подошли четверо священников. Они отперли тяжелые замки сундуков, но не поднимали крышки, ожидая, пока принц-дракон через своего переводчика скажет об удовлетворении, с которым Иргаэрд оплачивает «давний долг чести» в знак доброй воли и дружбы.
Этими словами представитель Иргаэрда подчеркивал, что его страна не покупает Ангборн. Нет, она всего лишь уплачивает военную дань, как того требует договор, подписанный после завоевания Вольных городов. Таким образом, Верховное королевство не продавало свой город, а Иргаэрд не покупал его.
Разумеется, истинный смысл этого лицемерия был понятен всем присутствовавшим.
Священники одновременно открыли оба сундука, и наполнявшие их доверху золотые монеты и драгоценности засверкали тем же победоносным блеском, что и глаза королевы Селиан. Она смотрела на это невероятное богатство. Часть его пойдет в опустевшую казну королевства. Другая часть — на финансирование войны. Третья — на то, чтобы служить ее амбициям и устанавливать ее власть, железом и огнем, если потребуется.
По галерее, трибунам и по всему залу пробежал шепот восхищения. Те из собравшихся, кому не было видно сокровищ, принялись протискиваться вперед. Началась толкотня, но солдаты Лазурной гвардии тотчас пресекли такое неподобающее поведение.
Лорн смотрел на то, что составляло цену города и его жителей.
Цену чести Верховного королевства.
Улыбающаяся королева склонила голову и поблагодарила Иргаэрд заранее составленной речью, которую принц-дракон выслушал с учтивым безразличием. Священники ушли, оставив распахнутые сундуки перед королевским помостом, где они должны были стоять до конца церемонии.
Пришел момент подписания договора.
Прозвучали новые протокольные речи, затем один из иргаэрдских священников принес украшенный драгоценными камнями ларец, который он держал с большой почтительностью. Преклонив колено перед королевой, он благоговейно открыл ларец, боковые стенки которого раздвинулись, а дно поднялось, являя взглядам тяжелый свиток пергамента, внизу которого Черная гидра уже расписалась своим когтем и приложила свою печать.
Вновь принесли пюпитр, чернильницу и большое золотое с голубым перо; Эстеверис сам окунул перо в чернила, прежде чем торжественно протянуть его королеве. Наслаждаясь незабываемым мгновением, королева Селиан, твердо верившая, что Хроника прославит ее как правительницу, заключившую мир с Иргаэрдом и вернувшую Верховному королевству его былую славу, поблагодарила своего министра холодной улыбкой и изящным жестом приняла перо. К пюпитру уже поднесли печати королевства и воск и королева уже занесла перо над страницей, как вдруг…
— Одну минуту, прошу вас.
Королева застыла, потеряв дар речи.
Затем, не веря своим ушам, она положила перо на пюпитр и помотала головой, словно пытаясь сбросить с себя наваждение и убедиться в том, что внезапно наступившая тишина в зале была еще одним плодом ее воображения.
Но Лорн вышел вперед и сказал:
— Ваше величество, вы позволите?
Королева повернулась к нему:
— Вы! Но по какому праву?
— По праву Первого рыцаря королевства, мадам. Моими устами говорит Верховный король.
Пораженная королева едва слышно что-то пробормотала. Затем она посмотрела на своего министра:
— Эстеверис?
Это прозвучало как крик о помощи, но министру было нечего ответить на него. Он бессильно пожал плечами и забормотал:
— Мадам, я знаю лишь…
Взбешенный взгляд королевы помог ему справиться с волнением. Эстеверис проглотил комок в горле и обратился к Лорну:
— Что вы хотите этим сказать, рыцарь?
Но гул в зале заглушил его слова. Публика изумленно перешептывалась, и с каждой секундой голоса становились все громче. Вскоре эхо этих голосов поднялось к высоким сводам и грозило вот-вот стать оглушительным. Уже было трудно что-то расслышать, и шум только усиливал всеобщее замешательство.
— Тишина!
Приказ прозвучал как хлопок, и ему тотчас повиновались, хотя и не сразу поняли, кто отдал его.
Это был принц-дракон.
— Кто вы такой? — спросил он, рассматривая Лорна.
Он говорил на безупречном общеимелорийском языке.
— Я Лорн Аскариан, Первый рыцарь Верховного королевства.
— И что?..
Голос Лаэдраса был ледяным. Его слова резали, как сталь, заточенная презрением.
— Этот договор не будет подписан, — не дрогнув, заявил Лорн.
Он спустился с помоста, прошел между двумя большими сундуками и остановился перед принцем-драконом.
— Верховный король возражает против этого, — добавил он.
— Но это невозможно! — подскочила королева. — Вы не можете… Рыцарь! Вы меня слышите? Рыцарь, я приказываю…
— Тихо, женщина! — воскликнул принц-дракон.
Уязвленная Селиан тотчас же замолчала и отпрянула, словно ей дали пощечину. Она уселась на трон.
Алан возмутился и хотел вступиться за мать, но Ирдэль задержал его.
— Нет. Подожди, — шепнул он.
Принц-дракон обратился к Эстеверису:
— Вы!
Министр шагнул вперед.
— Ваше высочество?
— Этот человек действительно говорит от имени Верховного короля? — спросил Лаэдрас, не отводя своих глаз с вертикальными зрачками от лица Лорна.
Видя, что Эстеверис медлит, он повторил вопрос:
— Он может оспаривать договор? Он имеет право? У него есть полномочия?
