– Угу.
Ларионов вдруг резко подался вперед, схватил Пиджака за горло, развернул, прижал к переборке. Глаза у него сделались холодные, улыбка превратилась в оскал.
– Ты меня не дури, Пиджак, – хрипло проговорил Ларионов. – Отвечай прямо – что это за Коктейль такой? Из чего его варят? Правда ли то, что о нем рассказывают дикари?
Истомин засипел, задергал ногами. Непрожеванное мясо вывалилось у него изо рта, шлепнулось на пол.
Ларионов отпустил подчиненного. И опять улыбнулся:
– Ты кушай-кушай. Только гляди не подавись.
– Николай Иванович… Да я… Даже не думал… Я от всей души… Честно…
– Да-да, – кивнул Ларионов. – Ты на вопросы мои отвечай. Что про Коктейль думаешь?
– Компот это, Николай Иванович, – сказал Истомин. – Или кисель ягодный.
– Обманули нас, значит, дикари, – вздохнул Ларионов.
– Да с самого начала понятно было, что не может у них лекарства быть!
– Экий ты! – Капитан хищно взглянул на Истомина. – Всё ему ясно… И чего мы, дураки, попёрлись сюда, последние ресурсы потратив? Надо было сразу Валеру Пиджака спросить!
– Ну правда же, – прошептал Истомин. – Сами знаете, сколько времени идут работы по поиску лекарства. И какие люди этим занимаются, какие ресурсы подключены! А тут – дикари лесные. Да что они могут?
– А то, – сказал Ларионов, повысив голос, – что у них средняя продолжительность жизни до мутации минимум на пять лет больше, чем везде. А то и на восемь – это как считать… Похоже, ты думаешь, что мы про это племя только недавно узнали… Как бы не так! Дикие зары, которые жили к востоку от нас, много чего рассказывали о загадочной большой общине, живущей за Великими болотами. Задолго до Нолея в наши руки попал охотник, которому исполнилось тридцать лет. И он рассказал нам, что пьет Коктейль, чтобы не мутировать. Однако последнюю каплю снадобья он выпил как раз перед тем, как попасть в плен. И что ты думаешь? Через три дня он превратился в мута! Совпадение? Подозрительно много совпадений!..
Валера Пиджак молча слушал. Он не переменил свою точку зрения и по-прежнему считал, что Коктейль – это не более чем легенда. Но перебивать и спорить с командиром уже не решался. Горло всё еще болело. И даже мяса расхотелось.
– Мы в отчаянии, – продолжал изливать душу капитан Ларионов. – Перспектив не видно. Техника стареет, люди стареют. Этот Коктейль – соломинка, за которую цепляется утопающий. Понимаешь? Ты должен узнать о нем всё, что возможно. И что невозможно – тоже.
Ларионов замолчал, явно ожидая ответа. И только поэтому Пиджак решился ответить.
– Да, – сказал он. И, поскольку командир ждал от него чего-то еще, тихо предположил: – А может, мы не то ищем?
– Как это?
– Может, не в Коктейле дело? Может, дикари нащупали какие-то принципы, изменившие их, сделавшие их племя более приспособленным для выживания в этих условиях?
– Ты говоришь о Кодексе?
– Я говорю о правилах. О какой-то системе, которую мы не замечаем. Вы же видели, здесь даже мутов заметно меньше, чем везде. Почему?
– Мало еды, суровый климат.
– Возможно. Но если не только это?
Ларионов надолго задумался, ковыряясь вилкой в тарелке, выбирая овощи и совсем не притрагиваясь к мясу – он-то знал, что это не свинина и не крольчатина.
– Может, в чем-то ты и прав, Валера, – сказал он. – А может и ошибаешься. Так или иначе, но выбора у меня не осталось. Я выбью из этой деревеньки все её секреты. Раздавлю её, словно ягоду. – Он сжал кулак и потряс им над столом. – Выдавлю весь сок до последней капли.
Он поднялся и стал ходить из угла в угол – пять шагов вправо, пять шагов влево, – у него был самый большой личный кубрик на лодке. Он был похож на хищного зверя в клетке – Истомин еще помнил, что такое зоопарк.
– А если эти дикари что-то сделали с мичманом… – Капитан остановился, устремил взгляд в потолок. – То перед смертью каждый из них пожалеет, что вообще когда-то родился на свет…
67
– Будет дождь.
Илко Тайбарей произнес это вслух, хотя сейчас его вряд ли кто слышал – все спали.
– Сильный дождь! – Илко словно бы пригрозил товарищам, но никто на его слова, конечно же, не отреагировал.
Где-то далеко в лесу осторожно попробовала голос кукушка, и Илко приподнялся, гадая, настоящая ли это птица. Сложив ладони перед лицом, он дважды крякнул, прислушался. Через несколько секунд кукушка ответила гораздо уверенней, и успокоившийся Илко сел на свое нагретое место.
– Будет дождь, – сказал он появившемуся из-за деревьев Ивану.
– Я знаю, – кивнул тот. – Надо спешить. Буди остальных, пора в путь.
Иван упал в сухую траву, раскинул руки. Он тяжело дышал. Илко понял, что командир, возвращаясь, немного сбился с пути.
– Я уж весь переволновался, – сказал Илко, обходя спящих, каждого трогая за плечо. – Ты где пропадал?
– Скоро сами увидите, – ответил Иван.
Отдышавшись, он всё же рассказал товарищам обо всем увиденном на берегу, объяснил свой план. Охотники молча слушали, помятые лица их были угрюмы и невыразительны. Иван не стал мучить их ожиданием. Объявил:
– Выходим, – и первым вошел в лес…
Предутренние часы оказались темней ночи. Низкие плотные тучи затянули небо. В считаные минуты сумерки обернулись настоящей тьмой.
– Бегом, – велел Иван.
Чтобы друзья не потеряли его, он на каждый пятый шаг бил кремнем по кресалу, высекая сноп искр.
Когда запахло морем и начал накрапывать дождь, Иван велел остановиться и проверить оружие. Дальше до самого берега двигались тихо. Залегли почти у воды, за двумя черными валунами, покрытыми слизью.
– Не шумим, – напомнил Иван, прикладываясь к прицелу трофейной винтовки, пытаясь рассмотреть бункер и вытащенные на берег лодки. Дождь усилился, тучи сгустились еще сильней. Шум моря и падающей с неба воды скрадывал все звуки. Мгла затопила мир.
Иван полагал, что раз он ничего не видит, то, значит, и его не заметят.
Он не знал о существовании сигнальных мин.
68
– Что за поганая погода! – Лёва Гоблин сплюнул на землю и полез с крыши бункера вниз.
– Эй, ты куда? – возмутился его напарник Шамиль Обрубок.
– Да успокойся ты. Возьму плащ и вернусь.
Помимо плаща Лёва прихватил бутылочку горлодёрки, припрятанную прошлой сменой, и шмат свиного сала, пожелтевшего от старости, но еще вполне съедобного.
– Я не буду, – сказал Шамиль.
– А я и не предлагаю, – ответил Лёва.
Он сел на край крыши, спустив ноги вниз, хлебнул жгучее пойло из горлышка, крякнул, срезал ножом тонкий слой сала, положил на язык и рассосал его.
