– Я предвидел нечто подобное, – сказал Ульв жене, когда они остались вдвоем в спальном чулане. – Князь Дивислав выглядит человеком упрямым. Он явно мне не поверил, и нет ничего удивительного, если он решил все же добиться своей мести.
– И ты это так оставишь? Ведь он совершил разбойное нападение на твоей земле!
– Видишь ли, если я стану говорить с ним об этом, мне придется признать, что Бодди все же прятался у меня. Иначе нападение могло бы произойти не ближе Альдейгьи, и это была бы уже забота Хакона, а не моя. А Бодди – неудачливый человек. У него был слишком неудобный нрав: хвастлив и тщеславен, но труслив. Тщеславие навлекало на него неприятности, а трусость мешала выпутаться из них с честью. Ничто не спасет обреченного. Нам следует радоваться, что уж нас-то он больше в неприятности не втравит.
– На прощание он принес нам кое-что хорошее. – Сванхейд бросила взгляд на ларец, где у нее были заперты бусы из берилла и жемчуга.
– Ах, это! – Ульв тоже посмотрел на ларь. – Прости, королева, но я не советовал бы тебе держать эту вещь у себя.
– Вот как! – Сванхейд в изумлении развернулась к нему.
– Да. Я бы советовал тебе с этой вещью расстаться. Во-первых, я уверен, что Бодди хвастал ею на всем пути, в том числе – и в доме у Дивислава. И если не сам князь, то его женщины обязательно это запомнили: ведь такое ожерелье в этой части света одно, это не стеклянные бусины «с глазками» и «с ресничками», кои есть уже на каждом чудском хуторе. А во-вторых, подарки неудачливого человека никому еще удачи не приносили.
– Может быть… отошлем это Мальфрид? – поколебавшись, предложила Сванхейд.
Она признавала правоту мужа, но совсем расстаться с такой прекрасной драгоценностью у нее не было сил.
– Не думаю, что нам стоит рисковать нашей дочерью, у которой и так жизнь непростая. Вот, может быть… – Ульву пришла неожиданная мысль. – Что ты скажешь, если мы отошлем его нашей будущей невестке? Невесте Ингвара?
– Девочке? – Сванхейд вытаращила глаза.
– Может, она еще мала для таких драгоценностей, но ее отец и прочая родня, несомненно, оценят это как знак нашего уважения. Нам уже пора бы его проявить: ведь они обручены целых три года!
– И кому же ты доверишь отвезти такую вещь? – с тайной ревностью спросила королева.
– Думаю, кто-нибудь из сыновей Ветурлиди не откажется исполнить такое поручение и заодно глянуть на нашу будущую невестку. Мы хоть узнаем, хороша ли она собой и много ли обещает в будущем. К тому же, если мы подарим ожерелье ей, оно не уйдет из нашей семьи: ведь когда-нибудь она прибудет сюда, чтоб выйти замуж за Ингвара, и на свадьбу уж непременно его наденет. Не думаю, чтобы Вальгард в своем захолустье раздобыл ей в приданое что-нибудь получше!
– Ты считаешь… – Сванхейд взглянула на мужа с сомнением. – Если мне нельзя держать его у себя, ей можно?
– Через Плесков Бодди не ехал и там эту вещь никто не видел. А до тех пор, пока невеста приедет сюда, вся эта троллева сага забудется.
– Но если Бодди мог передать свою неудачу… не опасно ли это для нашей невестки, ведь она еще совсем девочка!
Ульв поднял брови:
– А вот и случай проверить, есть ли у этой девочки своя удача… Неудачливая невестка нам ведь тоже ни к чему, правда?
В начале лета к нам приехал посланец от Ульва конунга с Ильмень-озера, нашего будущего родича – в первый раз со времени заключения помолвки. У нас порой поговаривали, не забыл ли он о ней вовсе. Но стрый Вальгард относился к этому без волнения. Он утверждал: эта помолвка нужна Ульву гораздо больше, чем нам, а наша девушка без женихов не останется.
Это была, несомненно, правда: уже на одиннадцатом году Эльга превратилась в настоящую красавицу. Она обогнала меня ростом, ее светло-русая густая коса спускалась ниже пояса, а я свою сколько ни расчесывала, сколько ни мыла отварами цветущей крапивы, корня лопуха или березового листа, она оставалась вдвое тоньше и короче.
Даже в лице Эльги проступило нечто взрослое – разумное и уверенное. Она казалась старше меня года на два, и говорили, что через пару лет она уже будет годиться в жены.
Посланца Ульва звали Фасти, и он приходился конунгу племянником – старшим сыном его брата Ветурлиди.
Мы с большим любопытством глазели на первого известного нам представителя «той стороны», то есть будущего родича Эльги по мужу. А она сама взирала на взрослого мужчину (ему тогда было уже двадцать с чем-то) с такой надменностью, что он, кажется, смущался и терялся. Эльга прекрасно помнила, что она – будущая королева, а он – ее первый подданный, которому повезло предстать перед ее очами.
Фасти привез очень весомое подкрепление дружбы Ульва конунга.
Хорошо помню, как мы все были изумлены, когда он вынул из-за пазухи плотный льняной мешочек, подвешенный на шнуре на шею, и выложил на стол перед Вальгардом ожерелье из бериллов и жемчуга, с золотыми застежками и золотым узорным крестом.
Мы все так и ахнули!
Даже Вальгард на миг утратил свою мнимую беззаботность и удивленно поднял брови.
Бесполезно было и пытаться вычислить стоимость этой вещи в куньих шкурках, бусинах, косяках льняного полотна или даже дирхемах. Она была единственной на свете, как сокровища богов из преданий, и не имела цены.
– Вот… теперь я вижу, что Ульв конунг не шутя хочет заполучить мою дочь в невестки! – пробормотал Вальгард.
– В этом никак нельзя сомневаться, – подтвердил Фасти и бросил на Эльгу такой взгляд…
В то время этот взгляд показался мне странным. Теперь-то я без труда разгадала бы его значение, но тогда была слишком мала, чтобы понять: мужчины уже видели в Эльге ту прекрасную женщину, которая вот-вот вылупится из скорлупы детства.
– Ну-ка, подойди! – позвал ее отец.
Она подошла, и он, осторожно вытащив золотой крючок застежки из колечка, приложил ожерелье к груди дочери.
– О боги, посмотрите! – восторженно ахнула стрыиня Домаша. – Эти камни точно такого цвета, как ее глаза!
И мы все закричали, что это правда.
Глаза у Эльги были странного цвета, для него никто не знал названия: вроде бы голубые, но с отливом зелени. И эти чудные полупрозрачные камни были точно такими же; с этим ожерельем на груди Эльга стала еще красивее, ожерелье словно нарочно было создано для нее. Трудно было даже представить его на ком-то другом.
– Ну, Елька, ты и везучая! – охнул Аська.
Ему, конечно, ни к чему были украшения, но и он понял, что Эльга обзавелась настоящим сокровищем.
Эльга ничего не ответила, но сама посадка ее головы, невозмутимость лица, унаследованная от Вальгарда, словно говорили без слов: «Да, разумеется. А вы как думали?»
Я смотрела на нее, затаив дыхание от восхищения.
Мы росли вместе, но в последнее время я все чаще чувствовала, что она обгоняет меня во всем, уходит вперед шаг за шагом, и как бы я ни торопилась следом, мне ее не догнать. Даже пояса она уже ткала быстрее меня, и более сложные узоры давались ей легче.
