Викингам было даже необязательно нести дозор самим, рискуя быть замеченными.
Подойдут и местные. Роды наровы, жившие вдоль реки, на такое предательство едва ли были способны: иные из них поддерживали добрые отношения с плесковскими князьями уже не первое поколение и не стали бы их рушить ради пары ногат.
Но глубже в лес обитали и другие – готовые удавиться на ногату, поскольку видели серебро раз в десять лет.
И кто бы обратил внимание на очередного отрока с удочкой в челноке? А заприметив плесковскую дружину, отрок мог незаметно исчезнуть и передать весть «морскому конунгу», чтобы тот знал, где ночуют явившиеся по его голову.
Начало похода прошло гладко, ветер на озерах был попутный, и пороги миновали без потерь, только устали. Первая ночевка после порогов обошлась без происшествий; на следующий день ничего подозрительного дружина не заметила, и местные твердили, что, мол, кругом тихо.
Вальгард не сомневался в их желании помочь: уже много лет эти люди получали от плесковичей железные орудия и сбывали при помощи плесковских торговых гостей своих куниц. Здешние молодухи начали нашивать на праздничные наряды полоски разноцветного шелка и щеголять бусами из яркого стекла с «глазками», обожаемыми женщинами всего света уже тысячу лет.
После порогов, через переход, встали на ночлег.
Теперь до устья Наровы оставалось всего ничего, и назавтра дружина должна была достичь цели.
На всякий случай Вальгард велел разводить костры в низинке и загородить щитами, чтобы огонь нельзя было увидеть издали. Осторожность была не лишней: так и не удалось выяснить, где викинги и сколько их. Было очевидно, что не больше сотни: порядочное войско в этих местах не прокормить. В дружине Вальгарда людей было меньше, но он надеялся на внезапность.
На втором ночлеге после порогов Асмунд спал плохо.
Дождь ему особо не мешал – за время дозорных разъездов в этих же местах он привык спать под дождем, к тому же был одет в кожаную рубаху и укрыт плотным шерстяным плащом. Сестра Ута за зиму связала ему три пары высоких шерстяных чулок и все заставила взять с собой: теперь он мог переменить мокрые на сухие, а что еще надо в походном ночлеге для счастья?
До этого он участвовал только в одном военном походе: пару лет назад зимой – видно, голодно было – из дальних лесов вышла какая-то «дикая нарова» и тоже грабила торговцев. Тогда воевода Вальгард за двое-трое суток по следам нашел их гнездовья, и участь грабителей была предрешена: уж очень сильно они уступали хирдманам и выучкой, и качеством оружия. Почти все мужчины немирной наровы тогда были перебиты, два поселка сожжены, а уцелевшие жители проданы весной проезжающим на юг варягам.
Иное дело – сейчас.
При всем своем молодом задоре и убеждении, что «наша дружина – самая могучая, а наш вождь – самый доблестный и удачливый», Асмунд понимал: завтра им предстоит столкнуться с людьми, которые сделали битву своим ремеслом и потому готовы к ней всегда. А терять им нечего, кроме собственных голов, с которыми они простились заранее, когда объявили своим родным об уходе «в викинг».
Шевелились мысли: может, этих йотунов здесь уже и нет, может, они в это лето в другом месте промышляют? Тут все-таки не Дорестад и не Рёрик, особо не разживешься.
Ну а если они там…
Вот завтра и станет ясно: годится он, Асмунд, сын Торлейва, на что-нибудь путное или так, порыбачить выехал?
Все остальные уже спали, кроме дозорных по краям поляны, только Асмунд все ворочался. Ему досталось делить палатку с Колем: тот так храпел, что спать от него поблизости никто не соглашался, кроме Асмунда.
Но не храп мешал парню – к этому он был равнодушен, – а мысли о завтрашнем дне.
Может, его вообще убьют…
Но в свою скорую смерть Асмунду не верилось. И не потому, что он боялся: просто было у него предчувствие, что ему предстоит жить очень долго. Может, даже лет пятьдесят.
Но когда все началось, он уже спал.
Асмунд не помнил, как заснул, но проснулся в один миг. То есть скорее очнулся – уже стоя у входа в палатку, с шлемом в одной руке и мечом в другой. Копья были сложены снаружи, под щитами. Выходит, Асмунд сначала вскочил, схватил оружие и побежал, а только потом уже проснулся. Мелькнуло воспоминание: на самом деле его разбудил Коль, который вскочил первым, ринулся наружу и по дороге задел его голову ногой.
Но первым делом Асмунд осознал звук.
Раздавался рев рога, но незнакомый – это был не Разрушитель Мозгов, всем в дружине Вальгарда привычный. А потом послышался крик множества голосов – дикий вопль, будто из леса выскочила тысяча троллей. Асмунду не приходилось видеть настоящих берсерков, но он слышал от отца, что викинги часто подражают им – чтобы пугать противников.
В темноте чужого леса этот крик и впрямь нагонял жуть.
И еще казалось, что их целое войско и они повсюду!
Надо думать, дозорных викинги сняли заранее, потому что никто другой и не пытался разбудить дружину Вальгарда.
Сразу началась свалка.
Асмунд знал, что в жизни все бывает не так красиво, как в саге о битве при Бровеллире, но все же растерялся. В темноте шла непонятная суета, раздавались бессвязные крики, валились палатки и под ними дергались не успевшие выползти люди. Кто-то метался, кто-то падал, а Асмунд не мог даже разобрать: где свои, где чужие, кого бить?
Он успел нахлобучить шлем, но не мог даже завязать ремешки: руки были заняты мечом и щитом. Выглядывая из-за края щита, он замечал скользящие во тьме белые пятна – будто духи!
Потом оказалось, что викинги повязали себе на рукава белые тряпки, чтобы во тьме отличать своих.
Вальгард со старшими хирдманами тоже обсуждали возможность напасть ночью, но отказались от нее: в месяц травень еще слишком темно, а они слишком плохо знали местность.
Враги сделали этот выбор за них.
Единственное, что Асмунд сообразил сделать, – это встать спиной к дереву, чтобы хоть обезопасить себя сзади.
И тут до него долетел крик:
– Ко мне, люди Вальгарда! Все ко мне!
У Асмунда отлегло от сердца. В битве главное – знать, где твой вождь.
Потом раздался знакомый звук – боевой рог по прозванию Разрушитель Мозгов, собирающий дружину к вождю.
Асмунд кинулся туда. Справа блестела река, на песке чернели лодки.
Воевода ночевал в лодке и теперь стоял перед ней – уже в шлеме, будто в нем и спал.
И кричал без передышки:
– Ко мне! Все ко мне!
Трудно сказать, многие ли сумели расслышать его в таком шуме. Но хуже всего было то, что викинги его тоже слышали. Разумеется, при Вальгарде имелись телохранители: они и ночью спали вокруг него, а сейчас были на ногах. И первыми встретили нападавших.
