– Ох! – Дивислав раскрыл глаза, услышав имя своего предполагаемого тестя. – Что же с ним…
– Лиходеи его убили на Нарове-реке.
Гремислав стал неторопливо рассказывать.
Дивислав смотрел на него, сжимая на столе серебряную чарку с квасом, и уже не улыбался. Когда Гремислав упомянул о приезде киевлянина Мистины Свенельдича, взгляд хозяина стал еще более пристальным:
– Он что, к вам уже с женой приезжал? Он у меня тут был с супругой молодой, а не поминал, что к вам заворачивал.
Гремислав опять переглянулся с Бельшей, собираясь с духом.
Потом откашлялся:
– Заворачивал. Еще как заворачивал. Умыкнул он у нас эту девку… сговорился с ней и умыкнул. Как оно на Ярилу
[7]
водится…
– У вас умыкнул? – едва веря ушам, повторил Дивислав и подался к нему. – Его жена – Улебова дочь из Волховца.
– Обманул тебя собачий сын. Велегорова дочь это была.
Теперь уже Дивислав ответил только изумленным взглядом.
Губы его дрогнули, но не сумели выговорить вопрос. Впрочем, он был ясно начертан на лице.
– Та самая! – со вздохом кивнул Гремислав. – Что тебе обещали. Да как бы он твою же невесту украденную мимо тебя повез? Вот и сказал, что Улебовна.
Дивислав сидел, как громом пораженный.
Мало того что какой-то заезжий киевский варяг умыкнул его невесту. Так еще и он, Дивислав, принимал лиходея у себя в доме… расспрашивал о новостях в Волховце и Ладоге… пивом поил…
Казалось вполне естественным, что дочь Ульва не хочет видеть давнего недруга своего отца, через которого на род пало бесчестье. И разве могло ему прийти в голову разглядывать чужую молодую жену, он ведь вежеству учен!
Пара приехала вместе с Ранди Вороном, которого он много лет знал как доверенного человека Ульва. Было очевидно, что они так вместе и едут из Волховца в Киев, где у Ранди – торговые дела, а у Мистины – служба и молодой князь. Все было так понятно, так обыкновенно… Кому бы на ум взошло подозревать, что эти двое как-то касаются его, Дивислава, дел! А как же хохотали, должно быть, варяги над ним в душе в это время!
– Так кого же… – через силу Дивислав указал глазами на дверь, – вы мне при… привезли?
– Да мы… Это сестра ее. Второго воеводы нашего, Турлава, дочь. Вслед за сестрой в Киев везем, чтобы, значит… И приданое…
– Чье приданое?
– Ее и…
– И сестры, – докончил за них Дивислав.
Лицо его сейчас было спокойно, но при взгляде на это спокойствие становилось нехорошо. Оно будто наливалось изнутри грозной силой.
– Ну, уж коли умыкнули девку, а мы до утра не сыскали – теперь не воротишь! – Гремислав в отчаянии всплеснул руками. – Обычай такой, а мы обычаев дедовских держимся! Мы бы нипочем своей волей уговор не нарушили! Мы ж не варяги какие! Своего корня… Уж как мать ее убивалась: говорила, одна радость мне во вдовстве оставалась, чтоб дочку Дивиславовой княгиней увидеть! Ну, уж коли ей в Киеве жить, так как подобает…
Дивислав почти не слушал его: прикидывал, сколько дней прошло после отъезда отсюда Мистины с его добычей и есть ли надежда догнать по дороге. Сколько людей у него и Ранди… Сильно ли они задержатся на волоках в верховьях Ловати… Помогут ли смолянские и полоцкие родичи…
– Ступайте-ка вы… в баню, – с тем же отстраненным спокойствием сказал он. – А я покуда…
Он не договорил, но плесковичам явственно послышался вслед за его словами железный звон оружия.
Когда плесковичи ушли в баню, на смену им в избу ворвалась оживленная и распаренная Держана.
– А невеста хороша! – возбужденно затараторила она с порога, уверенная, что деверь сгорает от нетерпения разузнать о суженой, которую увидит только на свадьбе. – Беленькая, как голубка, ладненькая такая, миленькая. Тощевата немного, но это у девок бывает – станет с мужем жить, раздобреет, а как родит, так и вовсе… Молчит, словечка не молвит, вежество знает…
– Это не наша невеста! – прервал ее излияния Дивислав.
– Как – не наша? – опешила Держана. – А чья?
– А пес знает! Плесковичи ее в Киев везут, это другая девка. А нашу варяги умыкнули. И она здесь проезжала! Ты, мать, ее в баню водила!
– Это когда ж такое было?
– А помнишь, варяг Мистина у нас был, будто бы с женой молодой? Это ее он и вез – Велегоровну, невесту мою нареченную!
Держана от изумления села на лавку.
– И что же теперь делать? – слабым голосом спросила она, в бессилии уронив свои дельные руки.
– А вот позову стариков – будем думать, что делать.
Но по лицу князя Держана видела: и без совета он знает, чего ему хочется.
Старейшины зоричей ничуть не удивились, получив весть, что князь немедленно желает их к себе. До них уже дошли слухи о приезде невесты.
Стало быть, скоро свадьба!
Хоть и не в срок, но у князя в любую пору хватит жита для пива и пирогов: слава Перуну и Велесу, в последнее время голодных годов не выпадало.
Не в силах долго ждать, Дивислав послал только за теми, кто жил ближе и кого можно было собрать к следующему дню.
Но ни один из приглашенных не был готов к тому, что они услышали на самом деле.
– Что делать будем, старейшины? – спросил князь, через силу изложив дело. Его жег стыд, что он предстал таким дураком перед своими и чужими. – Спустим ли обиду?
– Вот она, дружба варяжская! – горячо воскликнул Нудогость. За последние годы его волосы стали еще белее, но так же вздымались над залысым лбом, будто пламя. – Уж думалось, помирились с Улебом волховецким: и дары дарил, и лестью улещал! А подгадил! Выбрал час – и подгадил!
– Так что ж ты хочешь, княже? – спросил Кочебуд. – Вдогон бежать? Рати, что ли, просишь?
Старейшины зашумели.
Собирать войско сейчас, когда шел сенокос и уже, считай, на носу были Зажинки и самая страда, никому не хотелось. Не надо было даже объяснять, что именно в эту пору года отрывать рабочие руки от поля – лучше сразу веревку на осину да в петлю.
– Да уж не догнать…
– Они, поди, уже на Днепре…
– В Киеве только и достанешь…
– А там у них родня, Олег киевский…
– Да и на кой леший тебе эта, девка, княже! – проникновенно убеждал Буеслав. – Да неужели ты на постель себе возьмешь девку из-под варяга и княгиней посадишь над нашими женами честными?
– Нельзя! – качали головами старейшины.
– Не бывать!
– От такого сорому… да чуров на свадьбе придется к стенке повернуть!
