К тому же Ингвар обладал правом свояка: те же наши родичи согласились на брак с ним Эльги, а сестра жены по древнему праву – почти та же самая жена. Сестер часто отдают в один и тот же род, и, будь Держана помоложе, и она стала бы женой Дивислава вслед за Всевидой.
Мне тогда впервые пришло в голову, что наши с Эльгой судьбы могут в замужестве оказаться сплетенными еще теснее, чем прежде мы предполагали.
Ингвар на самом деле был гораздо лучшим человеком, чем мог показаться на первый взгляд, но я не хотела, чтобы он встал между мной и Эльгой, а сама я не хотела стоять между ним и ею.
Что она согласится разделить своего мужа – даже со мной, – я не верила.
Я ведь знала ее.
Мы везли ее приданое. Я так хотела, чтобы у нее все было хорошо и ей не пришлось переносить невзгоды вроде тех, что выпали мне.
Иногда Ингвар так смотрел на меня, будто видел во мне ее, но я знала, что этого не может быть: мы ведь с ней вовсе не похожи. Я думаю, он просто всю жизнь скучал по женской ласке: рос без матери, а его сестра была замужем за тем человеком, который держал его в заложниках. За нашим родичем Олегом Моровлянином…
Судя по всему, они так и не стали друзьями.
На средний Днепр мы попали уже после того, как здесь прошло полюдье. Выходило, что мы успеем в Киев до Коляды, и я была очень этому рада: что бы там ни было, а слишком жутко встречать это время в дороге.
И чем ближе мы подъезжали, тем труднее мне было поверить, что уже скоро я встречусь с Эльгой. Моей сестрой, которую я видела в последний раз в тот жуткий день поздней весны.
Нас оторвали друг от друга на самой грани Нави и Яви, которую мы обе пересекли неправильно: я – на пути туда, а она – обратно.
Нечего удивляться, что у нас обеих жизнь пошла наперекосяк.
С тех пор я словно блуждала по каким-то далеким мирам и не верила, будто хоть что-то из прежнего можно найти таким же, каким оно было.
Даже мою сестру, с которой мы были неразлучны с колыбели.
Об этом походе в Навь Ингвар не упоминал и не задал мне ни одного вопроса. Значит, Эльга ничего ему не рассказала, как я не рассказала Дивиславу. Но я, хоть и опасалась последствий молчания, не могла сделать это за нее.
После Дожинок в Киеве пошла новая череда свадеб. А те, кто женился год назад, после уличского похода, теперь звали на родинные трапезы и пиры имянаречений.
Поскольку все это праздники по большей части были женские, Эльга что ни день ходила по гостям – иногда с Мальфрид, а чаще с Ростиславой и другими киевскими родственницами Олега. Везде на нее посматривали с веселым любопытством, но она не видела в этом ничего странного. Все же знают, что и у нее будет свадьба, едва жених привезет приданое.
С наступлением зимы людей в Киеве стало поменьше. Князь ушел в полюдье: по Днепру, Десне и Сожу, в обход подвластных ему земель полян, радимичей и саварян.
Санный путь едва установился, и те, кто тронулся в путь по первому снегу и по вставшему льду, еще были в дороге, на пути к Киеву.
Княжий двор превратился в женское царство: теперь здесь правила княгиня Мальфрид. Что ни день родственницы Олега приходили в гости к ней и Эльге или Эльга ходила к ним.
Порой все веселой гурьбой катались с гор на санях, если день выдавался солнечный, но больше пряли, шили и болтали.
Однажды Эльга гуляла с Оди и девочками – день был ясный, солнечный, но довольно морозный, и Мальфрид не боялась, что ее сынок промочит ноги.
Вернувшись, Эльга застала у княгини Ростиславу Предславовну. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не их лица: с первого взгляда Эльге показалось, что они ссорятся. При виде ее Ростислава встала, а Мальфрид с возмущением всплеснула руками:
– Ты подумай, что творится!
– Не надо… – Ростислава протянула к ней руку.
– Как это – не надо! – Мальфрид отмахнулась, едва ее не оттолкнув. – Ей надо знать! Это до нее касается!
– Что до меня касается? – Эльга сбросила в руки челядинке бобровый кожух, размотала платок и прошла к лавке у печи, где сидела княгиня.
– Да вот, люди болтают, будто ты… будто вы с Мистиной, пока сюда ехали…
– Что-о?
– Будто ты ему раньше досталась!
– Неправда! – теперь уже Эльга, присевшая было, вскочила в возмущении. – Не было ничего такого! И дружина подтвердит! Двадцать человек видели, что я всегда в шатре одна спала и себя руками трогать не давала! Это кто говорит?
– Да на торгу болтают! – с досадой ответила Ростислава. – А там – поди, найди!
– А ну, идите за Свенельдичем! – велела Мальфрид челяди. – Пусть ответ даст.
Мистина оставался в Киеве, в отсутствие отца присматривая за их дворовым хозяйством, будучи готовым вмешаться, если в Деревляни случится что-то нехорошее. Без Олега он почти не приходил на княжий двор, и Эльга даже порой по нему скучала среди одних женщин.
Теперь она в душе этого устыдилась.
Мистина вскоре явился – веселый, нарядный, ясный, как зимнее солнце, в синем шелковом кафтане на куньем меху.
– Слышал, что говорят? – сурово встретила его Мальфрид.
Мистина глянул на нее, потом на мрачную Эльгу, сидящую на укладке в углу, и перестал улыбаться.
– А что говорят? – нехотя повторил он, причем по лицу его было видно: он все знает.
– Что ты с девицей нечестно обошелся, – прямо ответила Мальфрид.
– Да брешут! – со злостью воскликнул Мистина. – Перуном клянусь – не было этого! Хочешь, в святилище поклянусь перед камнем? Я что, на репище найденный, бессовестный совсем? Меня князь мой за невестой посылает, а я с ней… нечестно обойдусь? Да я бы сам на первой осине удавился от такого позора!
– Откуда же слухи пошли?
– Не знаю… – Мистина хотел что-то сказать, но сдержался, однако в выражении его лица читалось немало слов, которые он не смел произнести в присутствии знатных женщин. – Если услышу, кто это брешет, язык вырву и в задницу ему, собаке, запихаю!
Эльга невольно фыркнула от смеха. Мальфрид тоже немного смягчилась, убедившись, что нехорошие разговоры – лишь досужая болтовня. Кому же не весело посудачить о любовных делах знати?
Можно было надеяться, что слух как возник, так и затихнет, но еще через день Аська явился с Подола растрепанный, взбудораженный и с ободранными кулаками.
– Да эта сволочь будет своим языком… – бессвязно восклицал он. – До моей сестры им, гадам, как до звезды на небе…
Ничего рассказывать он не пожелал, а Эльга не стала расспрашивать, уже догадываясь, чего это может касаться.
На другой день к князю Предславу – в отсутствие сына он решал за него неотложные дела – пришли с жалобой на драку. Оказалось, вчера Асмунд, сын Торлейва, побил на Подоле сразу двух торговых гостей, которые обсуждали, не откажется ли княжич Ингвар от невесты, которая по пути к нему «побывала под сватом». Причем рассуждали, что все бы ничего, если бы сватом ездил старший родич жениха, это как водится, а вот свой же человек из дружины – это не годится. Аська был не один, поэтому болтунам пришлось сожрать свою ложь с парой горстей навозного снега. Теперь они жаловались на него за попорченное цветное платье.
