Подруги молчали.
– А простить, девочки, – она замолчала, задумавшись, – простить можно все. Или почти все. Если захочется. Правильно?
Ника и Женя кивнули.
– Ну, а ты сама, Бажов? Колись! Как тебе… в новом, так сказать, качестве? А то все отмалчиваешься, тихушница!
Женя вздохнула и улыбнулась.
– Да все хорошо. Нет, честно, девочки. Я как-то… вздохнула даже. Почти пережила и – вздохнула. И много есть положительного в статусе свободной женщины, это точно, Алечка!
Подруги смотрели на нее с недоверием.
– Нет, выглядишь ты замечательно, правда, – с сомнением проговорила Аля, – но что-то не верится, что все так прекрасно.
– Бывает, болит, – чуть поморщилась Женя, – ведь столько лет! Куда выкинуть? Но… Все же так правильно. Ну, сколько же можно? Это его жизнь и его выбор. А одиночество… Так я и так давно была одинока. Только теперь одинока физически. А это, надо сказать, от многого освобождает. Я, девчонки, тут в Питер съездила. Такое блаженство! А через пару недель поеду в Вену и в Зальцбург! И никто мне не скажет – никто! – «Не ешь, Женя, так много пирожных!», «Далась тебе эта опера!», «И сапоги эти, Женя, для молодых! Не для тебя, дорогая!»
– Каждый решает сам, – кивнула Ника. – Раз… вы так решили…
Аля придвинулась к Жене.
– Слушай, Женька! Есть жених, слышишь? Мужик неплохой. Старый знакомый, из нашего мира. Сценарист, между прочим. Только развелся и хочет обратно. В смысле – в семью. Домашний такой, тихонький. Все жалуется, что супчика хочется горячего и еще – понимания!
Женя махнула рукой и засмеялась.
– А вот я, Алечка, в семью не хочу. Может, пока. Рано еще! Еще поболтаюсь на воле. И супчик сама умею сварить. Не нужен нам тихонький. Да и столько лет в няньках! Устала. Зачем мне обратно в хомут? Шея больная! Остеохондрозная шея. А сколько лет на ней все сидели? Пусть отдохнет!
– Вот именно! – сурово сказала Ника. – Не нужен. Пока. А потом… пусть Женька побудет в невестах! А, девочки, – мечтательно добавила она, – нет, правда?
– Вот это мудро! – кивнула Аля. – А давайте сварганим клуб одиноких баб? Помните, даже киношка такая была. Или там про разведенных? Народу припрется! Уйма! В смысле, желающих. Я, беллетрист и Маринка будем в правлении. А ты, Никуш, как приглашенная звезда. Лекции будешь читать – как сохранить женское здоровье в отсутствие мужского пола.
– Вот это даже я знаю! – обрадовалась Женя. – И еще могу подтвердить справедливость формулировки!
– Девчонки! – раздался вдруг громкий крик. – А вот и я!
Они обернулись и увидели Марину.
– Ну ничего себе! – пробормотала Ольшанская. – Ты как, на метле?
Марина плюхнулась на стул и, отдышавшись, махнула рукой.
– Почти! Повезло. Взяли… на один важный борт. Прихватили. Связи, мои дорогие! Работают связи!
Она быстро пролистала меню.
– Нет, есть не хочу, там, на борту, накормили. Да как! А выпить вот – выпью! Коньячку, кстати, выпью. И с большим удовольствием. Замерзла как цуцик. Ну и погодка, а, девочки?
– А мы за рулем, – грустно сказала Женя, – и пьем лимонад.
– Возьмете такси! – отрезала Марина. – Нечего нарушать традицию!
– Да, правильно! – Аля подозвала официанта. – Все-таки праздник. Женский, блин, день! А мы тут как козы!
– Коза – это я! – пискнула Ника. – Непьющая, в смысле.
– Ты по-любому коза, – согласилась Аля, – но Коза – золотые копытца!
– Хорошо, что не рожки! – пробурчала Ника.
И все рассмеялись. Потом выпили коньяку, дальше – кофе, не отказали себе и в десерте. Попереживали, но этим и ограничились. Прошло на «ура».
Снова болтали, перебивали друг друга, смеялись, вспоминали смешное и грустное, делились сокровенным – куда деваться, подруги!
Тихо и ненавязчиво играла приятная музыка. Был слегка притушен свет.
Они радовались друг другу. Тому, что обрели верных подруг. Тому, что в их жизни произошли перемены. Радовались этому празднику, который всегда считали дурацким. Потому что все равно праздник! Радовались жизни. Которая иногда бывает очень жестока и сурова, а иногда – сказочно добра и прекрасна.
Они наслаждались обществом близких людей. Вкусной едой, отличным кофе и прекрасным старым коньяком. Просто… Просто радовались, и все! Разве этого мало?
– Да, девочки, – встрепенулась Аля, – анекдот! Мой любимый. Итак. Старый еврей, нищий и многодетный, вконец отчаявшийся, приходит к раввину. «Не могу больше! – говорит он, чуть не плача. – Все плохо. Да так, что не может быть хуже! Жена болеет, сын выпивает. Дочка погуливает. Денег нет, как жить?»
Раввин посмотрел на него внимательно: «Дать совет?» Старик кивнул.
«Ну, слушай. Придешь домой и напиши на бумаге: «Так будет не всегда!» Большими буквами, слышишь? И повесь эту табличку над дверью. Понял?»
Еврей растерянно кивнул. «И это все?»
«Ну, да, – ответил раввин, – напишешь и повесишь. Чтобы тебе всегда было ее видно. Понял?»
Старик кивнул и пошел домой. Сделал все, как велел раввин. Проходит время, и – чудеса! – жена поправляется и хлопочет по дому. Сын взялся за ум, бросил пить и стал зарабатывать. Дочка одумалась и вышла замуж. И еще как удачно! У старика появилась работа. Он, не веря до конца своему счастью, пошел к раввину благодарить. Вошел в синагогу, поклонился раввину и все ему рассказал. Как все наладилось, как все хорошо. Как они с женой счастливы и покойны. Тот спокойно выслушал, кивнул и сказал: «Ты только табличку ту никогда не снимай!»
«Почему?» – удивился старик.
«Так будет не всегда! – улыбнулся раввин. – Разве ты этого еще не понял?»
Все засмеялись, и Женя сказала:
– Ну, ты у нас оптимист, Аленька! Послушать тебя… – Женя покачала головой.
– Зато правда жизни, – заключила Марина, – и это не лесть работодателю! Слышишь, Алюнь? Просто про зебру, да!
И снова все рассмеялись – только уже пободрей.
Про зебру в полосках – черных и белых – им было известно. Всем четверым. С большими подробностями.
Но это никак не отменяло их праздника. И их желания жить, любить, страдать, восхищаться, умиляться, разочаровываться, снова верить, надеяться, спотыкаться, обдирать в кровь колени, да что там колени… Душу и сердце! Падать и снова вставать!
И снова поверить в то, что жизнь, в сущности, не так плоха, как мы часто про нее думаем. В который раз, господи!
А она и вправду прекрасна, как ни крути, эта самая жизнь!
Возражений, кажется, нет?
