Несмотря на это, Трейси чувствовала, что нервы ее находятся на пределе. Поздним воскресным вечером, когда ей давно уже надо было быть в постели, она все еще мерила шагами гостиную, не в силах найти себе места и боясь ложиться из-за страха перед возможным повторением вчерашнего нападения.
Только к часу ночи ей удалось убедить себя в том, что, если не поспать хоть немного, завтра невозможно будет работать. Но даже после этого сон ее был беспокойным и неглубоким, полным пугающих образов и воображаемых страхов. Несколько раз за ночь она просыпалась в холодном поту.
В понедельник утром, когда рабочие уже вставляли стекло в витрину, а она, уединившись в гостиной, занималась какой-то писаниной, раздался стук в дверь. Открыв ее, Трейси увидела Николаса.
— Я только что услышал о попытке ограбления, — сказал он. — Что случилось? С вами все в порядке?
— Все хорошо, — заверила его Трейси, заметив, каким встревоженным и расстроенным выглядит Николас. Уж не подозревает ли он, подобно ей самой, в причастности к погрому самого Джеймса Уоррена?
Услышав голос Николаса, играющая в своей комнате Люси появилась в гостиной и, застенчиво улыбнувшись, устроилась на диване.
Трейси объяснила, что через два дня дочь начнет учиться в новой школе.
— Я пришел сюда не только из-за нападения, — понизив голос, признался Николас, принимая от Трейси чашку с кофе. — Алек рассказал мне о сцене, устроенной Клариссой в субботу. Я хотел извиниться перед вами.
Присутствие Люси в комнате, хотя она казалась целиком поглощенной чтением какой-то книги, удержало Трейси от того, чтобы быть с гостем откровенной. Вместо этого она ограничилась многозначительной фразой:
— Я уверена, что, когда ваша жена поймет, насколько она заблуждается, этого больше не повторится.
Пожав плечами, Николас сказал, словно признавая свое поражение:
— Кларисса меня больше не желает слушать, угрожает уйти и забрать с собой мальчиков, закатывает ужасные сцены. Она всегда была очень нервной. Я пытался убедить ее обратиться к врачу, ведь у нее уже был нервный срыв после гибели матери и отчима. Я очень боюсь…
Трейси нахмурилась. Может быть, причина поведения Клариссы кроется в чем-то ином, нежели обычная эгоистичность избалованной женщины, привыкшей к тому, что ей все прощается?
— Вы говорили об этом с Джеймсом? — спросила Трейси с некоторым беспокойством.
Лично она полагала, что, если Кларисса страдает эмоциональной неустойчивостью, тогда попытку Николаса справиться с ситуацией, делая вид, что у него роман с другой женщиной, вряд ли можно было назвать разумной. Правда, Трейси всегда полагала, что мужчины вообще редко понимают женщин.
— О, он всегда на стороне Клариссы, что бы я ему ни говорил, — угрюмо ответил Николас. — Джеймс, скорее всего, полагает, что я пытаюсь унизить ее, а она, конечно, в его присутствии ведет себя как ангел.
Трейси поморщилась. Вряд ли субботнее поведение Клариссы можно было назвать ангельским.
— Однако, — продолжала настаивать она, — должны же вы понимать, что Кларисса, может быть, серьезно больна. И поскольку у нее однажды уже был нервный срыв…
— Я неоднократно пытался говорить с ней об этом, но каждый раз она выходила из себя и обвиняла меня в попытке избавиться от нее, в желании засадить ее в сумасшедший дом. Ситуация начинает выходить из-под контроля. Просто не знаю, что делать. Я даже начинаю думать… не во мне ли причина всех ее проблем? Не лучше ли ей будет без меня?
Трейси нахмурилась еще сильнее. Она начинала понимать, что Николас, в сущности, человек довольно неплохой, был, вероятно, не менее избалован, чем его жена. Подобно маленькому ребенку, он постоянно винил ее за то, что она не выказывает ему любви и внимания, по его мнению, вполне им заслуженных. Каждому из них нужно было связать свою жизнь с партнером, более сильным по характеру, способным справляться с их неуверенностью в себе и внутренней уязвимостью.
Трейси, например, не могла себе представить, чтобы человек вроде Джеймса Уоррена реагировал бы на явно неблагополучное психическое состояние Клариссы подобно Николасу. Поэтому и не удивительно, что Кларисса столь часто ищет поддержки у брата, а не у мужа.
— Но у вас двое детей, — мягко напомнила она. — И вы им нужны оба. Если вам самому не удается убедить Клариссу обратиться к врачу, то, как мне кажется, необходимо откровенно поговорить с Джеймсом. А если разговор состоится, то не будете ли вы так добры сказать ему, что между нами ничего нет? — добавила Трейси еще тише.
Люси, сидящая со своей книгой возле окна, вдруг подняла голову и объявила:
— Мама, там остановился большой автомобиль, и какой-то человек вошел в магазин.
Трейси подошла к окну, чтобы посмотреть. Николас присоединился к ней.
— Черт возьми, — выругался он себе под нос. — Это машина Джеймса. Какого дьявола ему тут нужно?
Глядя на сверкающий темно-синий «ягуар», Трейси почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. Неужели он приехал для того, чтобы посмотреть, как она отнеслась к его угрозам? Или признать, что ответственность за вред, нанесенный магазину, лежит на нем?
— Лучше мне спуститься и спросить, чего ему… — начала Трейси, но в этот момент в дверь гостиной раздался властный стук.
Возникший на пороге Джеймс окинул ее взглядом, от которого застыла кровь в ее жилах. Он был враждебным и колючим, и, как ни ненавистно было это Трейси, ей пришлось первой отвести глаза. Щеки ее загорелись, а Джеймс, пройдя мимо нее, сказал ровным и холодным тоном:
— Николас, я видел снаружи твою машину. Собрались покинуть нас, мисс Картер? — обратился он к Трейси, которая от такой наглости лишилась дара речи. — Разумное решение. Николас, полагаю, находится здесь в качестве вашего поверенного?
Николас нахмурился.
— Я здесь совсем не по делам, Джеймс. Просто услышал о попытке ограбления и зашел удостовериться, что с Трейси все в порядке.
— Неужели? — Темные брови Уоррена поднялись, губы презрительно скривились, взгляд переместился с упрямого лица Николаса на лицо Трейси, разгоряченное и сердитое. — Очень мило с твоей стороны, но, может быть, теперь, убедившись в том, что никаких неприятных последствий для мисс Картер не последовало, ты вспомнишь, что обещал взять Клариссу и мальчиков в Честер и угостить обедом?
— О Боже, забыл! Боюсь, мне надо идти, Трейси. — Он потянулся к ее руке, но вместо того чтобы пожать, взял ее в обе ладони жестом, гораздо более интимном, чем этого ожидала Трейси.
Невозможно было удержаться от того, чтобы не глянуть в этот момент краем глаза на Джеймса. То, что Трейси увидела, заставило ее вздрогнуть. Поборов слабость, она собралась было сказать ему, что все совсем не так, как кажется, но упрямство и гордость заставили ее промолчать и одарить Николаса более теплой улыбкой, чем он заслуживал.
Не желая оставаться наедине с врагом, чтобы не выслушивать новые угрозы и оскорбления, Трейси спустилась по лестнице вместе с Николасом, так что Джеймсу не оставалось ничего другого, как последовать за ними.
