– В общем, решил я от вашей деревеньки отчалить куда глаза глядят, – продолжал вампир, задумчиво вглядываясь в исчезающую в светлеющем небосклоне луну. – Ну а для того чтобы не было скучно путешествовать, решил компаньона с собой прихватить: у нас типа заочного знакомства уже было, а кроме тебя, я тут никого не знаю. Смешно получилось, верно? Я тебя поцеловал – ты у нас теперь типа оборотень в погонах.
Гензель опять залился своим фирменным серебристым смехом, откровенно упиваясь паническим ужасом мешком лежащего на траве милиционера. Тот снова попытался закричать, но эта попытка сменилась новым жесточайшим приступом кашля.
– Вот наивняк тупой, – восхитился милицейским упорством носферату. – Кисуль, ничего не понимаешь, что ли? Просеки: ты теперь такой же, как я, – так что прекрати рыпаться.
Ситуация переменилась – на этот раз трясущийся лейтенант попытался закрыть глаза, чтобы не видеть перед собой это кошмарное рыло, словно сошедшее с полотна обкурившегося художника, который месяц назад твердо перешел на героин.
– Светает уже, – объявил Гензель, не реагируя на тщетные потуги Артемия Павловича. – Надо мне отнести тебя в берлогу, которую я вчера у местного медведя отбил. Учти – отныне солнечные лучи тебе так же вредны, как и мне. А вот в церковь можешь не бояться заходить, фигня все это: церковники такие байки придумали, чтобы их вурдалаки по ночам не навещали. Бред какой-то, ты только раскинь мозгами – что теперь, вампир-еврей не проникнет в синагогу, а вампир-мусульманин не снимет обувь в мечети? Первое время ты будешь слаб, как ребенок, ведь фактически стать вампиром – это как пережить второе рождение. Впрочем, чего я тебе это рассказываю – ты небось лучше меня все знаешь. У вас так вампиры популяризированы – мама дорогая, мы в свое время о таком счастье и мечтать не могли. А тут-то кругом по кабельному крутят: «Ночной дозор», «От заката до рассвета», «Салимов удел», «Кровососы», – лафа, да и только.
Схватив милиционера за ногу, вампир поволок его по тропинке обратно в самую чащу. Выпучив глаза, Артемий Павлович цеплялся за траву парализованными пальцами – по дороге он получил пару новых синяков, треснувшись о знакомые узловатые корни.
– В общем, вампиры в России – это какая-то дешевая попса, – философски продолжал рассуждать Гензель. – Честное слово, даже немного обидно. Понапридумывали всякой лажи от балды – и в гробу мы спим, и распятие нам на лбу раны выжигает, и на солнце бегать не можем. Ну, летом и верно не можем, а зимой, когда снег лежит и погода минус тридцать, – да пожалуйста, отчего не побегать? А что, летом никто из людей ожоги от солнца не получает? Каждый из вас хоть раз, да сгорал на пляже. Наша же кожица нежнее, кровью не подпитывается, вот и облезает в момент на жаре. А кто-нибудь из этих фантазеров хоть раз пробовал в гробу спать? Тихий ужас – не повернешься, там бок жмет, здесь колено давит, а ведь двуспальных гробов похоронная промышленность не создает. Ну так и на фиг тогда это надо?
В темной берлоге, куда носферату притащил своего нового друга, было трудно дышать из-за спертого воздуха. Пахло кислой шерстью, медвежьими испражнениями, а также недавно освежеванной тушей. В углу в луже запекшейся крови валялись огромные куски мяса, здоровенная мохнатая лапа с когтями – груду внутренностей венчала голова бывшего хозяина берлоги с затянутыми кровавой пленкой, помутневшими глазами. Гензель подтянул милиционера к снопу несвежей влажной соломы, разжал пальцы – тот тяжело свалился вниз, словно куль с зерном, не в силах двинуть ни единой конечностью.
– Поспи, – сказал вампир и заботливо подложил под его голову медвежью лапу. – Днем нам обязательно требуется высыпаться. Когда проснешься, я принесу тебе еды. Тут мы проживем с месяц, а потом двинемся на Запад. Я решил – надо все-таки посмотреть, как там мой родовой замок в Богемии. Столько лет уже не был, ностальгия замучила. К счастью, тут все проще, чем в городе, – и ходить по земле легко, словно порхаешь, и я летать натурально скоро смогу, когда подрезанные крылья отрастут. Нам сейчас главное умотать как можно подальше от Андрея. Ох, если б я тебе рассказал, чем этот парень занимается в своем подвале и кто у него в потайной комнате лежит, у тебя бы очи вылезли еще больше, чем когда ты меня увидел. Ладно, давай закрывай глазки и на боковую, завтра ночью дел много – тренировать, учить тебя всему потребуется. Будем вдвоем заново осваивать этот незнакомый мир. Мы теперь с тобой, можно сказать, Робинзон и Пятница. О, знаешь, я тебя так и буду пока звать – Пятница. Не возражаешь?
Мягко говоря, Артемий Павлович возражал. Несмотря на весь терзавший его ужас, он раскрыл окровавленные губы, намереваясь отправить урода по известному адресу.
– Да, господин, – неожиданно просипел он и замер, пораженный этими непонятно как вырвавшимися у него словами. Он не ощущал ничего, кроме смирения и покорности.
– Вот и чудненько, – кивнул Гензель, нисколько не удивившись. – Я знал, что у нас быстро наступит полнейшее взаимопонимание. Что принести на завтрак – белочку, зайчика или, может, сову? Ты, Пятница, заказывай, не стесняйся.
Глава 21
The end
(чуть раньше, 21 час 26 минут)
– У тебя, наверное, миллион вопросов? – деликатно осведомился убийца, немного сильнее прижав ампулу. – Извини, что перешли так резко на «ты», – в общем-то, давно надо было это сделать. Надеюсь, тебя не коробит такая суровая фамильярность?
– О, совершенно нет. А вопросов у меня даже больше, – охотно подтвердил Калашников. – Но боюсь, на столь обширную беседу нам не хватит времени.
– Я тоже этого опасаюсь, – огорчился киллер. – Но что поделаешь – будем рассчитывать на то реальное количество минут, что нам отпустила сия благоприятная возможность.
Со стороны беседа напоминала чинное общение джентльменов в полумраке элитного лондонского клуба, в окружении кожаных диванов и чучел оленей на стенах. Вечер двух старых друзей, которые давно не виделись и при встрече крепко обнялись. Настолько крепко, что никак не могут разжать объятия. Разница заключалась лишь в том, что интеллигентный разговор велся в интерьере старой кухни с изрядно обветшавшей мебелью, а к шее одного из джентльменов была приставлена ампула с прозрачной жидкостью. Хватило бы и легкого, почти незаметного движения, чтобы капля из нее пролилась на поверхность кожи.
– Ты меня удивляешь своей предсказуемостью, – поморщился Калашников. – Для чего вся эта дешевая театральная постановка? Ты ведь мужик бывалый – разве не знаешь, что в детективах всегда так бывает – злодей болтает впустую с полчаса, вместе того чтобы сразу пристрелить жертву. А в этот момент и приходит долгожданная помощь.
– Ну кто же в наше время не читает детективов в мягкой обложке! – улыбнулся убийца. – Многим стыдно признаться, но они все равно это делают. Ты совершенно прав. И скажу даже больше – у меня просто руки чешутся вылить тебе за шиворот капельку эликсира, дабы полюбоваться, как ты превратишься в пепел. К несчастью, в этом вопросе я учел все мельчайшие детали. Во-первых, я тебя знаю слишком давно… Ты человек тщеславный.
